Конечно, это он мне назло. Теперь в нем говорит уязвленная гордость и ничего больше, поэтому следует пропустить его оценку Зуйко мимо ушей.

Завернув за угол ближайшего дома, Гриша резко затормозил.

— Итак, по сценарию, я заядлый собачник, способный говорить исключительно о четвероногих, и ни о чем больше. Я правильно тебя понял?

— Совершенно верно, — быстро подтвердила я.

— Но я предупреждал тебя, что в собаках разбираюсь не больше, чем свинья в апельсинах. Это ничего?

Язвительность его тона и откровенное ерничанье меня задели и «достали» одновременно.

— Хватит строить из себя жертву, — психанула я. — Не нужно мне твоих одолжений. Давай я сяду за руль и отвезу тебя домой. Хочу, чтобы мы сохранили хорошие отношения и не ссорились из-за ерунды.

На самом-то деле причина как раз была не ерундовая, а достаточно серьезная. Я всегда держала себя в режиме независимости и не позволяла, чтобы мне кто-нибудь из мужчин стал совершенно необходимым в жизни. Поэтому предпочитала лишь кратковременные связи, полезные, если не для физического здоровья, то для внутреннего спокойствия безусловно.

— Вытряхивайся, — уже более благосклонно проговорил Гриша. — Сиди дома и завари чай покрепче. Хоть раз в жизни утешусь иллюзией, что ты меня ждешь.

— Я действительно буду тебя ждать, — торопливо пообещала ему, успокоившись.

— Да не меня ты будешь ждать, — вздохнул Григорий, глядя прямо перед собой, — а новости о Зуйко, которые мне удастся, я надеюсь, раздобыть.

В который раз мне нечего было сказать. Закусив нижнюю губу, совсем как лошадь удила, я, безмолвная, вышла из машины. Гриша рванул с места, лихо развернулся и скрылся в вечерней мгле.

* * *

Схема, составленная мной, была исключительно проста. В центре ее находилась покойная Ксения Даниловна, а от нее расходились многочисленные ветви. Сначала, как и полагается, шли ее дети, жены детей, затем внуки, потом все остальные люди, так или иначе причастные к истории убийства старушки.

Детей Ксении, а также их жен легким движением руки я перечеркнула. Может, потом мне и придется восстановить схему в первозданном виде, но пока у меня нет достаточных оснований и далее их подозревать. Таким же образом пришлось перечеркнуть и внуков убиенной старушки. Теперь в очереди подозреваемых первой стояла Светлана Зуйко. Слишком многое указывало на то, что убийство совершила именно она. Напротив ее фамилии я поставила жирный и преувеличенно большой знак вопроса.

Сейчас, сидя перед компьютером, я уже машинально смотрела на составленную схему, а сама только и поглядывала на часы. Прошло уже три часа, как я вышла из своей машины, а Григорий все не дает о себе знать. О чем он может так долго разговаривать с этой недоразвитой Зуйко? Неужели и в самом деле о собаках? Чувство собственничества ширилось во мне со страшной силой. Человек, душой и помыслами которого владела до сих пор я одна, сидит теперь и ведет задушевные разговоры с дешевой проституткой.

Мне приходилось себя одергивать. Сама же послала его, просила все выяснить, вот он и старается. К тому же эта не блистающая умственными способностями девица легкого поведения никак не может составить мне конкуренцию. Все же некоторым капризным особам, вроде Тани Ивановой, вообще невозможно угодить.

От нечего делать я залезла в Интернет. Давно хотела скачать оттуда последний альбом Стинга, он на меня действовал расслабляюще. Осуществив задуманное, залезла заодно просмотреть криминальные газетенки, чтобы пополнить свой опыт новыми изощрениями, придуманными преступниками. Вскоре и это занятие мне порядком надоело.

Взяв со стола чипсы, я принялась смачно ими хрустеть. Был бы дома Григорий, на столе бы уже стоял полноценный ужин, а не эта химия.

Сидя в удобном кресле, я пыталась и не могла в себе разобраться. Чего я больше хочу? Чтобы Гриша наконец привез мне известия о Зуйко или чтобы он наконец от этой Зуйко оторвался?

Звонок в дверь раздался после того, как я, совершенно истомленная ожиданием, дошла до того, что включила телевизор и начала следить за ходом футбольного матча. Как и полагалось, на пороге стоял Григорий. Правда, почему-то чрезвычайно довольный и к тому же прилично накачанный градусами.

— Твоя Зуйко — клевая матрешка, — довольно бессвязно произнес он, сдобрив свои слова причмокиванием губ. Опустившись на диван, Григорий посмотрел на меня мутным взглядом и рассмеялся. Натянуто и неестественно. В этот момент я четко осознала, что довела мужика до ручки.

— Я шикарно на нее потратился, о чем нисколько не жалею, — добавил он и накрыл ладонью мою коленку.

— Что ты узнал? — недовольно спросила я, желая опустить ненужные подробности.

Мой собеседник надул щеки, после чего шумно выдохнул.

— Оказывается, Светуля панически боится собак! Мне даже не пришлось особо распространяться на эту тему.

Григорий опять рассмеялся. Теперь уже более открыто и непринужденно.

— В детстве ее до полусмерти напугала овчарка. Она даже заикалась после этого какое-то время. С тех пор всех собак Светочка обходит за коломенскую версту. Следовательно, копаешь ты не в том месте. Похоже, что она в убийстве старушенции участия не принимала.

Я не стала вслух высказывать свои предположения. С пьяным мужчиной разговаривать нужно по минимуму.

— О чем же вы разговаривали все это время, если все оказалось настолько просто? — тем не менее вырвалось у меня.

— А мы и не разговаривали. Мы в основном занимались делом.

Нет. Я не позволю ему вывести меня из себя. Его изучающий мою реакцию взгляд останется без удовлетворения. Он просто хочет меня позлить, вызвать во мне ревность. Но невозможно вытянуть на поверхность то, чего не существует. Любви ведь нет, откуда тогда взяться ревности?

Да, любви нет. Но едкое чувство, которому я не смогла дать точного определения, все же поселилось у меня в груди.

— Ляжешь спать здесь, — ледяным тоном произнесла я, давая понять, что разговор закончен.

— Танюш, ты что, обиделась? — невинным голосом прошелестел Григорий.

По его тону я прекрасно поняла, он добился, чего хотел, — задел меня за живое. Только поэтому, придав своему лицу безмятежное выражение, сочла нужным ответить.

— Мою обиду нужно заслужить.

На этом наша пикировка закончилась.

Мне сильно захотелось выйти на балкон, подышать свежим воздухом. Облокотившись на перила, я думала о том, что порой очень непросто разобраться в человеческих взаимоотношениях. А еще сложнее понять, чего же ты хочешь на самом деле. Занятая подобными мыслями, я простояла на ветру чуть ли не час. Когда же переступила порог комнаты, Григорий, разумеется, уже спал, даже не удосужившись застелить себе постель, приготовленную мной. Выключив ночник, я тоже отправилась спать.