Джульетта оказалась совсем не капризной и очень быстро ко мне привыкла. Я гладила ее по шерстке и размышляла, насколько будет оправдан мой творческий подход к своей работе. Нестандартное мышление в начале двадцать первого века только приветствуется, а я им пользуюсь сколько себя помню.

Пообещав своей знакомой вернуть ее коккер-спаниеля через несколько часов, я села в машину, милостиво разрешив Джульетте забраться на переднее сиденье, рядом со мной. Высунув от удовольствия язык, она доверчиво посмотрела мне в глаза, после чего сладко зевнула. Непроизвольно повторив ее зевок, я завела машину и направила колеса в сторону рогатно-копытного института.

Разумеется, Зуйко на самом деле могла панически бояться собак. Не очень часто, но такое все же встречается. Но нельзя относить это обстоятельство к истине, пока оно не будет должным образом проверено. Что, собственно говоря, я и собиралась сделать с помощью Джульетты. В половине третьего у Зуйко должен закончиться семинар по экономической теории, после которого я и рассчитывала провести свое тестирование. А пока, как чеховская дама с собачкой, я прогуливалась вдоль парадного институтского входа, ласково увещевая Джульетту не лаять на кошек.

Девица, с которой Григорий провел вчера весь вечер, появилась в дверях довольно скоро. Вид она имела еще более эпатажный, чем в тот раз, когда я лицезрела ее впервые. На сей раз сильно декольтированная блузка обнажала две округлости, которые грозили вывалиться из формы при каждом шаге ее владелицы. Кожаная юбка еле прикрывала ее мощную заднюю часть. Начес, который был сейчас совсем не в моде, по-прежнему украшал ее малиновые волосы. Думая о Зуйко, я поймала себя на мысли, что более чем неприязненно отношусь к этой особе не слишком тяжелого поведения и что Григорий сыграл в этом не последнюю роль. Вообще-то ханжой я никогда не была и считаю, что все профессии нужны и важны, но к студентке ветеринарного института Светлане Зуйко я испытывала чувство стойкого отвращения. Наверняка Зуйко с легкостью сдавала экзамены преподавателям мужского пола. А вот преподаватели-женщины, я была уверена, ее просто переваривать не могли.

Студентки, как обычно, стайками выпархивали на улицу, тут и там был слышен заливистый смех и бурное обсуждение молодого и, как я поняла, смазливого преподавателя. В одной из таких компаний я увидела Виолетту. Только Зуйко двигалась в гордом одиночестве, все так же интенсивно работая челюстями, как будто со времени нашей первой встречи она так и не выплюнула жевательную резинку изо рта.

Стоя в тени раскидистой липы, я постаралась не быть замеченной сразу. После того как Зуйко отошла на некоторое расстояние, я неторопливо проследовала за ней и пристроилась сзади, чуть ли не дыша девице в затылок. Джульетта была послушной, поэтому вела себя тихо, не привлекая ненужного внимания, что мне и требовалось. Зуйко обернулась только тогда, когда собака, с моего молчаливого согласия, уткнулась ей в малиновые, под стать ее волосам, туфли на высоченных каблуках.

Джульетта была вполне безобидна. Имела миролюбивую внешность и небольшие размеры. Именно поэтому мой выбор и пал на нее. Испугаться кавказской овчарки или добермана может любой нервно не закаленный обыватель. Но шарахнуться от такой лапочки, как Джульетта, может только человек, у которого боязнь собак переросла в комплекс. Здесь самое главное не перепутать элемент неожиданности и испуга от внезапного появления собаки с действительно патологической боязнью наших четвероногих друзей.

Зуйко шарахнулась. Причем не только шарахнулась, но и завизжала так, как взвизгнула бы я, если бы по мне прополз паук. Этот вид насекомых я не воспринимала не то что визуально или осязательно, но даже на слух. Мне бывает плохо при одном их упоминании. Так вот Светлана посмотрела на хозяйку Джульетты, то есть на меня, не сразу, а только после того, как отбежала на достаточное расстояние, сопровождая свой бег истошным криком: «Уберите собаку».

Джульетта как будто поняла весь негативизм отношения посторонней девицы к своей персоне, потому как обиженно затявкала. Я перестала двигаться по направлению к потенциальной жертве, коей являлась Светлана, чтобы дать ей очухаться. Когда Зуйко немного пришла в себя и ее пышная грудь перестала бешено вздыматься, она посмотрела на меня, готовясь в любой момент дать деру, если понадобится.

— Что тебе от меня нужно? — зло крикнула она, несомненно меня узнав. — Я не переношу собак, поэтому иди со своей шавкой куда подальше!

Но поворачиваться ко мне спиной все же не рискнула, желая до конца выяснить мои намерения.

После того как я убедилась в правдивости добытой Григорием информации, касающейся взаимоотношений Зуйко с собаками, мне все же необходимо было выяснить вопрос ее причастности к убийству до конца. Что, если у нее был сообщник? Процент вероятности этого я допускала незначительный. Слишком уж невелика сумма, насильственно изъятая Зуйко у Ксении Даниловны. Если делиться с сообщником, то самой мало достанется. Хотя Раскольников вообще старушку за рупь угробил. И в наше время — какие только дегенераты не попадаются. На откровенного дегенерата Зуйко походила с большой натяжкой, но, может быть, я недостаточно пригляделась.

— Я привяжу сейчас собаку вон к тому суку, и мы поговорим, — предложила я Светлане, не очень рассчитывая на сердечный отклик с ее стороны.

Проходящие мимо студенты замедляли шаг, чтобы полюбоваться на свою сокурсницу, имеющую отчего-то бледный цвет лица, и молодую женщину с собачкой, ведущую странный разговор на расстоянии с бледнолицей Зуйко.

Не зная, что я в следующий момент могу ляпнуть в присутствии ее однокурсников, Светлана дала свое согласие на разговор.

Я привязала Джульетту к ближайшему дереву, как обещала, и подошла к размалеванной красотке. Теперь мы могли разговаривать достаточно тихо, не донося содержание беседы до посторонних ушей.

— Что еще? — сразу же ощетинилась девица с малиновыми волосами, заняв оборонительную позицию. Я предпочла не ходить вокруг да около, а сразу припереть ее к стенке.

— Мне известно о том, что ты своровала у Ксении Даниловны приличную сумму денег. Старушка вычислила, кто это сделал, и грозилась сдать тебя милиции. Именно поэтому у тебя были веские основания для ее убийства.

Теперь скуластое лицо Зуйко стало медленно покрываться красными пятнами. Она боялась и одновременно ждала, что ее обвинят в убийстве своей бывшей квартирной хозяйки. Это было заметно невооруженным глазом.

— Я не делала этого, — пролепетала она. Тон ее голоса резко изменился. Из нагло-уверенного превратился в просяще-умоляющий. — Я не убивала Ксению!

— Как правило, в убийстве никто сразу и не сознается, — невозмутимо парировала я, на сей раз просто упиваясь своей ролью обвинителя.

— Ты не понимаешь. Я могу доказать, что я ее не убивала! — выпалила Зуйко, державшая, оказывается, за пазухой не камень, а припасенный заранее козырь.

— Каким образом? — съехидничала я, почему-то вдруг зримо представив, как она кувыркается в постели с Григорием, и от этого настроившись по отношению к ней еще более жестко и бескомпромиссно.