С болезненной жадностью я вглядывалась в любимое лицо, вплетала пальцы в жесткие тяжелые волосы, гладила крепкую шею, широкие плечи, спину, и сама прижималась так сильно, словно пыталась запомнить руками, губами, глазами, всей кожей, всем своим телом каждый миллиметр его тела, его запах, его жар…

Запомнить вкус его губ, их сводящую с ума чувственность, их горячую влажность. Запомнить, как он дышит, как двигается, как темнеют его глаза, как покрывается испариной кожа.

Запомнить каждое мгновение, каждую секунду близости…

Все чувства, ощущения обострились в десятки раз, стали ярче, сильнее, пронзительнее. Давно куда-то делось кресло, и исчезла одежда, и прохлада простыней обжигала обнаженные тела. И качалось вокруг пряное марево неистовой страсти, наполненное стонами, шепотом, хриплым дыханием, словами любви.

Вспыхнуло и разлилось почти нестерпимым наслаждением с горьковатым привкусом разлуки.

Рониур уже уснул, а я не могла сомкнуть глаз. Лежать и смотреть в потолок или проливать слёзы, глядя на профиль на подушке, – нет, это точно плохая идея. И, кажется, у меня появилась хорошая.

Я слезла с кровати и на цыпочках пробралась в свою комнату. Давно я здесь не ночевала, оставалась в спальне у мужа, а тут только готовилась к занятиям и перебрасывалась парой слов с медведем.

– Эй, ты там не спишь? – тихо спросила я.

– Я никогда не сплю, – буркнул он недовольно.

– Отлично. А теперь послушай. Мне нужно сделать амулет удачи. Лучший из всех, какие только существовали в мире. Это очень важно, понимаешь? – горячо шептала я.

– Ну, лучший из всех, – хмыкнул медведь. – Для этого, знаешь ли, одного гениального рецепта мало. Нужно ещё, чтобы мастер был достойный. А не студентка-криворучка.

Зря он это! Сейчас мне было вовсе не до его шуточек.

– Мой муж утром уходит на войну, – сказала я тихо. – Амулет для него.

– Ну и что тогда мы сидим болтаем? – мигом посерьёзнел медведь. – Давай начинать! Амулет сложный, до утра можем и не управиться.

И мы приступили. В какой-то момент я даже пожалела, что потребовала лучший из всех возможных рецептов, потому что он был действительно сложный. Пара десятков ингредиентов: камни, цветочная пыльца, шерстинки, веточки деревьев – и всё нужно было точно отмерить. Ошибёшься хоть на грамм – и всё, можно начинать сначала.

Но к рассвету амулет был готов. Я осторожно взяла его в руки. Тяжёлый, увесистый и красивый. Медведь попросил поднести его поближе, долго разглядывал, а потом удовлетворённо кашлянул.

– А неплохо получилось! Не могу сказать, что с таким амулетом вражеские заклинания будут твоего мужа по дуге облетать, но там, где всё зависит от удачи, – удача будет.

– Спасибо! – я порывисто обняла медведя. – Огромное, огромное тебе спасибо, – шептала я в оставшееся плюшевое ухо.

– Эй, поставь на место, – проворчал он. – Что за фамильярность? И вообще, ступай в кровать. Да не забудь амулет под подушку положить.

Я вернулась в спальню Рониура, тихонько легла на свою половину, сунула амулет под подушку и наконец уснула. Теперь я уже и сама верила: всё будет хорошо.

Вряд ли мне удалось поспать больше пары часов. Рониур проснулся, и я подскочила следом.

– Нужно собираться, – сказал он тихо и по-военному быстро сложил в дорожную сумку всё необходимое.

– Вот, это тоже возьми, – я подошла к нему и подала амулет.

Рониур взял его в руки и удивлённо присвистнул:

– Мощная штука. Откуда он у тебя?

– Сама сделала, ночью.

– Сама? – он посмотрел на меня почти недоверчиво. – Это же…

– Что?

– Это очень серьёзный артефакт. Даже из старых опытных мастеров мало кто может такое сотворить.

А что я могла сказать? Что меня консультировал, возможно, самый старый и самый опытный мастер в этом мире?

Рониур обнял меня, поцеловал в макушку и быстро отступил, убрав руки.

– Вот вернусь и усажу тебя с утра до вечера делать такие штуки. Станем самыми богатыми людьми в королевстве.

Я понимала, что он нарочно пытается меня развеселить, чтобы развеять ту тяжесть, которая незримым грузом ложилась на плечи, придавливая к земле. Понимала, что у него сердце рвётся не меньше, а может и больше, чем у меня.

Я улыбнулась:

– Мне достаточно и того, что мы будем самыми счастливыми.

Казалось, я никогда не привыкну к тому, что Рониура нет рядом, и всё-таки постепенно почти привыкла.

Первые дни после его отъезда слились в невразумительный серый туман. Я бесцельно бродила по комнатам, не в силах сосредоточиться ни на чем, часами лежала на кровати, обхватив подушку Рониура руками, вдыхая его еле уловимый запах и плакала от мучительной тоски и страха. Плакала до тех пор, пока не забывалась беспокойным сном.

Но потом небольшие каникулы закончились, начались занятия, и стало легче. Я до отказа заполняла свои дни учебой, разбирала сложные параграфы, решала задачи, повторяла пройденное, забегала вперед… В общем, делала всё, что угодно, лишь бы не останавливаться, не думать.

Потому что иначе – тоска.

Магическая почта почти каждый день доставляла мне короткие записки. Рониур предупреждал, что не силён в эпистолярном жанре, да и времени на войне нет на длинные письма. Жив, здоров, люблю, вернусь – вот, собственно, и всё, что там было.

Я раз за разом перечитывала скупые строки, гладила бумагу, представляя, что ее касалась рука Рониура.

Каждой такой записки хватало на то, чтобы пережить ещё один день…

* * *

Когда ректор вызвал меня к себе в конце последней лекции, я даже обрадовалась: чем меньше свободного времени, тем лучше.

– Добрый день, магистр Теркирет! – сказала я, приоткрыв дверь.

И вошла в кабинет, ожидая очередного занятия ментальной магией. Час усилий – и вечер головной боли. Это стало уже привычным.

Но ректор даже не думал доставать ненавистные карточки.

– Добрый день, леди Юлия, – кивнул он. – Вам нужно явиться в королевский дворец.

– Зачем? – насторожилась я.

Не могу сказать, что о королевском дворце у меня сохранились тёплые впечатления, и я бы предпочла никогда больше туда не попадать.

– У Салахандера появились к вам вопросы.

– Он мог бы задать их здесь, – я умоляюще взглянула на ректора.

Раньше ведь ему удавалось призвать к порядку наглого дознавателя и не отдавать в его лапы студентку, то есть меня.

– Это не обсуждается, – нахмурился магистр Теркирет. – Его величество дал разрешение, дознаватель может допрашивать кого угодно и так, как ему удобнее. Салахандеру удобнее беседовать с вами во дворце.