– Да, да, я стану говорить. Только… только развяжите меня. – Оля всхлипнула.

Этот человек не из полиции! Он тот самый убийца, из-за которого ее арестовали! Он что-то хочет от нее! И она готова ему помогать, лишь бы он развязал ее. Лишь бы перестала терзать тело тупая ноющая боль.

– Пожалуйста, развяжите! – попросила она сквозь слезы. – Я все сделаю, отвечу на все вопросы.

– А зачем мне тебя развязывать? – Он склонил голову к левому плечу, оглядел ее с головы до ног, склонил голову к правому плечу. – Назови причину.

– Мне больно! Затекло все тело. И мне надо в туалет, – выпалила Оля скороговоркой. – Пожалуйста…

Ей пришлось уговаривать его еще долго. Повторять слова, которые он ей диктовал. Улыбаться. Если выходило сквозь слезы, то повторять снова и снова, пока не выходило удачно.

– Вы псих, – сказала она, выдохшись. – Ненормальный!

Он разозлился, ударил ее по щеке, но неожиданно развязал. Оля встала с кровати и тут же упала. Ноги затекли настолько, что не держали ее. Попытку пришлось повторить. Держась за панцирную кроватную сетку, кое-как встала, огляделась.

Комната была большой и пустой, если не считать железной койки. Окон не было. Дверь всего одна. Стены облицованы белым старомодным кафелем. Яркое освещение.

А может, она все же в полиции? – мелькнула у нее мысль. И этот полицейский самый злой из всех злых? Решил выбить из нее сведения, потому что она неосторожно проболталась доктору, что все отлично помнит. Просто не хотела ни с кем говорить, и все, потому и молчала. Метод защиты у нее такой с детства – молчание!

И эта комната – всего лишь тюремная камера?

– Идем, я тебя провожу, – спокойно проговорил ее охранник и указал кивком на единственную дверь.

За дверью оказался небольшой коридор с дверью в туалет и душевую. Она попросила воспользоваться и тем и другим. Он неожиданно позволил. И даже принес ей вещи, заперев в душевой. И потребовал переодеться.

– А чье это?

Оля удивленно перебирала новое белье, колготки, туфли – все новое. И платье, которое явно кем-то носилось.

– Теперь твое. Мойся и одевайся. Волосы тоже вымой. От них воняет псиной. – Его красивое лицо брезгливо поморщилось. – Не волнуйся, платье моей жены, она его больше не носит.

Нет, не могла жена полицейского носить такие дорогие платья. Вернее, не носить их. Оля бы его не снимала. Оно было очень красивым – черным, бархатным, длинным, с мягкими складками на груди. Оно приятно легло по телу, красиво оттенило ее белую кожу. Таких платьев у Оли никогда не было. И теперь, невзирая на повышение по службе, она не могла купить себе такое платье. Слишком много брешей было в ее бюджете, слишком. Что-то теперь станет с ее работой? Наверное, уже уволили, узнав, где она и почему она там.

Оля вздохнула. Ничего, она справится. Она выберется из этого ужаса. Ей не привыкать. А для начала ей надо выбраться из этой странной тюрьмы, где заключенным раздают новое белье и туфли и пускай и поношенные, но коллекционные платья.

Не могла жена полицейского носить такие платья. Не могла.

– Ты готова?

В дверь душевой стукнули, и она тут же распахнулась. Мужчина надел, слава богу, рубашку.

– Прекрасно выглядишь, – похвалил он равнодушным тоном, и глаза его смотрели равнодушно. – Можешь выглядеть так еще очень долго, если правильно станешь отвечать на мои вопросы.

– Хорошо, – кивнула Оля, переступая порог туалетной комнаты. – Я готова отвечать.

– Вот и умница. Идем за мной.

Он шел впереди нее – гибкий, сильный, уверенный. Он ни разу не обернулся на нее, не опасаясь за свою жизнь. Он был уверен, что она не нападет на него. Он был уверен, что она не убьет его. Потому что…

Потому что он, возможно, знал, что она не убийца. Потому что, возможно, знал, кто убийца.

Хотя она могла бы запросто напасть на него. Выхватить из подставки один из странных факелов, горящих слабым, скорее всего, газовым пламенем, и ткнуть огнем прямо в шею этому человеку. Оно не убило бы его, просто обожгло. Но это дало бы ей фору в несколько минут, она успела бы взбежать по лестнице, по которой они сейчас поднимались, и…

– Даже и не думай, – проговорил мужчина, резко останавливаясь и оборачиваясь к ней с демонической ухмылкой. – Даже и не думай, дорогая моя.

– Вы о чем? – Оля опустила глаза.

– Ты шла за мной и планировала побег. – Его голова склонилась к левому плечу, черные глаза прожгли ей переносицу. – Ты планировала схватить один из этих факелов и ткнуть мне его куда? В шею? В спину?

Он схватил ее шею сильными длинными пальцами, сжал, приблизив ее лицо к своему.

– Ну, детка? Куда ты планировала ткнуть меня факелом, а?

Демон! Дьявол! Он прочел ее мысли!

– В шею, – прохрипела Оля: ей было сложно дышать, его большой палец мастерски давил на кадык.

– Молодец, – неожиданно похвалил он с улыбкой. – Не соврала, это уже славно. Идем, ужин остывает.

Лестница, по которой они поднимались, была очень крутой и казалась бесконечной. Оля запыхалась к концу подъема. А странному человеку с прекрасным лицом злого демона было будто нипочем. Он толкнул дверь, в которую они уперлись, поднявшись. Легко, без одышки, произнес: «Входи».

Оля вошла в темную, мрачную комнату с низким сводчатым потолком, дюжиной факелов по стенам. Там стоял старый-престарый стол, заваленный горой каких-то бумаг. Сундук у стены, возраст которого Оля не взялась бы определить. Окно было плотно занавешено. В самом дальнем углу стоял еще один столик, возрастом совсем юный. От современных производителей, поняла она. Стол был накрыт к ужину на двоих.

– Иди сюда.

Мужчина взял ее за руку, подвел к одному из стульев, усадил, не особо церемонясь. Сам сел напротив.

– Что будешь есть? – Он подкатил к себе другой столик, на колесиках, уставленный блюдами с куполообразными крышками. – Есть телятина, дичь, рыба.

– Мне все равно. Я проголодалась.

Из-под открываемых им крышек вырывался сказочный аромат. После тюремной еды, которую она проглатывала, не чувствуя вкуса, то, что он раскладывал по тарелкам, казалось божественным. Хотя чуть позже она нашла мясо пересушенным, а рыбу пересоленной.

– Кушай. – Он навалил ей гору еды, сам ни к чему не притронулся, его тарелка оставалась пустой. Потом спохватился и потянулся к ее стакану: – Может, выпьешь?

– Я не пью, – пробубнила она с набитым ртом.

– Вообще? Или только это? – Он помотал в воздухе стаканом с виски.

– Вообще не пью. Мне это неинтересно. – Оля пожала оголенными плечами. – Не нахожу в помутнении сознания ничего замечательного.

– Оно и понятно. Помутнения у тебя так часто случались и без спиртного, – ядовито хихикнул ее тюремщик. – Я читал твою историю болезни. Твоему умению абстрагироваться от внешних раздражителей можно позавидовать. Ты как-то так умеешь переключать сознание, что даже специалисты разводят руками. Интересно… Ты и сейчас сидишь, кушаешь, выглядишь абсолютно спокойной, будто ничего не произошло. Будто час назад не ты плакала и вымаливала у меня позволения сходить в туалет. Будто не ты была привязана к кровати. Интересно…