конечно же) деньги. Паша всегда был мальчиком умным, поэтому быстро сообразил, как на этом можно заработать (а деньги ему были тогда ужасно нужны).

Сел и написал письмо самому Генеральному секретарю ЦК КПСС товарищу Брежневу. Мол, так и так, дорогой Леонид Ильич, у нас с вами день рождения в один и тот же день, 19 декабря, не могли бы вы сделать мне подарок — подписать свою фотографию (ее он заранее вырезал из журнала «Огонек»)? Я был бы вам за это безмерно благодарен… Для связи оставил номер домашнего телефона — чтобы знали, кому передавать автограф. После чего отправил письмо с простым и понятным адресом на конверте: Москва, Кремль, товарищу Брежневу, лично в руки.

Уже через неделю ему позвонили и пригласили на прием в райком партии — для беседы. Паша поехал, причем не испытывал никакого страха — он же комсомолец и написал письмо от чистой души и с самыми светлыми мыслями. Его принял третий секретарь райкома — какой-то там зам по чему-то. Поговорили, попили чаю. Дядька был очень уставший и замотанный буквально до предела: время непростое, вся страна отмечает 70-летие любимого генсека, дорогого товарища Брежнева, а тут еще какой-то школьник написал дурацкое письмо в Кремль… Вдруг это провокация или еще что похуже?

Однако умудренный жизнью дядька вскоре понял, что злого умысла у Пашки никакого не было, один только чистый коммерческий интерес (честно признался, что хотел выгодно продать автограф) и отпустил с миром. Иди, мол, парень, и больше писем тов. Брежневу не пиши. Не до тебя ему… Да и нам всем тоже сейчас непросто. Вот так комсомолец Мальцев и не получил автограф дорогого Леонида Ильича. Пришлось ему решать свои финансовые проблемы как-то по-другому…

Паша ностальгически улыбнулся: славное все-таки это было время! И очень хорошо, что он снова попал в него. Постоял еще немного у окна, допил бутылку (вино легкое, приятное), а потом засобирался домой. Пора уже… В это время в окнах его бывшей квартиры зажегся свет — хозяева пришли с работы. Появился женский силуэт, заколебалась штора… К горлу Паши подкатился горький комок: ему вдруг ужасно захотелось оказаться там, в своей прежней комнате. Но он умом понимал, что ничего его личного в ней уже нет — часть мебели и вещей перевезли на новую квартиру, а часть просто выбросили на помойку. Не тащить же старое барахло в новую жизнь! Так что делать ему в той квартире, по сути, нечего. Эти люди для него — никто, как и он для них.

Вздохнул, надел шапку, повязал шарф и вызвал лифт — пора ехать. День воспоминаний и ностальгии закончился, снова настала суровая реальность. А в ней разнюниваться и раскисать некогда — время не ждет!

* * *

Новый года Паша встретил в кругу близких людей — с «новыми» родителями и братом. А с кем еще? Больше никого у него в этой реальности, если разобраться, не было. Отец, Тимофей Васильевич, наконец-то купил новый цветной телевизор (как и хотел — «Горизонт»). Незадолго до 31 декабря его привезли в квартиру (ужасно большой и тяжелый ящик, три мужика еле втащили в комнату) и установили вместо старенького черно-белого «Рекорда».

Поэтому традиционную поздравительную речь дорогого Леонида Ильича, а также праздничный «Огонек» они смотрели уже в цвете. Конечно, по качеству картинки советскому аппарату было еще очень далеко до южно-корейских и японских телевизоров, заполнивших прилавки отечественных магазинов уже в начале девяностых (подумать только, это будет всего через двенадцать лет!), но по сравнению с прежним «Рекордом»… Ну просто небо и земля!

А потом наступили долгожданные зимние каникулы. Длинные и снежные. Паша по большей части был предоставлен сам себе: родители работали, брат Васька почти целый день пропадал на улице, гонял с ребятами шайбу на катке или же просто катался с ледяной горы. Впрочем, Паша совсем не скучал, даже наоборот — провел каникулы весело и с большой пользой для себя. Два раза встречался с Майей (как и раньше — поздние киносеансы и поцелуйчики на последнем ряду), а еще была вечеринка у Сашки — с тем же составом и с той же практически программой (предки друга укатили в дом отдыха на три дня, и квартира оказалась свободной). Опять танцы-шманцы-прижиманцы… Еще пара дня ушла на то, чтобы обойти несколько соседних домов и полностью закрыть все имеющиеся абонементы…

Которые он потом быстренько загнал все тому же Марку Абрамовичу (по три рубля за штучку). Туда же ушли и дорогие брошюрки (стоившие в каталоге по тридцать с лишним рублей) — видимо, на них наконец-то нашелся покупатель. Сколько выручил за них сам Абрамович, Паша, разумеется, не знал, но, по-видимому, вполне достаточно — попросил еще.

Но, к сожалению, старые брошюрки уже стали кончаться — осталось всего несколько штук, Паша решил отложить их про запас. На черный, так сказать, день. Однажды, когда в квартире никого не было, он залез в свой тайник, пересчитал оставшиеся сбережения и понял, что нужно срочно искать еще какой-нибудь способ заработать. Расходы постоянно росли (регулярные встречи с Майей да еще сейшны у Сашки), а пополнялась заначка все-таки медленно. На одних только абонементах далеко не уедешь — выручку приходилось делить ведь на троих. Нет, твердо решил Паша, нужно искать что-то еще.

Подумал и вспомнил: в самом начале 1980-го года у них на факультете набирали студентов в «Спутник». В организацию, которая занималась в СССР молодежным туризмом (государственная контора «Интурист» окучивала взрослых заграничных дядей и тетей, а «Турист» — наших, советских граждан). Причем услугами «Спутника» охотно пользовались не только молодые иностранцы, но и те, кто давно уже вышел из юношеского возраста. И даже уже перешел из среднего в старший… Объяснялось это очень просто: цены за поездку в СССР в «Спутнике» были существенно ниже, чем в «Интуристе». Конечно, и условия пребывания оказывались несколько хуже, проще, но разница была не столь уж существенной и принципиальной. А экономия за поездку получалась весьма нехилая.

На Олимпиаду-80 ожидался массовый приезд зарубежных гостей: спортсменов и тренеров, сопровождающих лиц, болельщиков, журналистов и т. д. и т. п. Вот и понадобились срочно гиды-переводчики. И по приказу партии (как это всегда бывало в СССР) закрывать внезапно образовавшуюся брешь бросили молодежь, и в первую очередь — студентов столичных вузов. Их начали спешно готовить к летней работе на Олимпиаде, причем прямо на месте — в самом «Спутнике», на специальных курсах.

Но принимали туда все-таки не всех подряд. Работа с иностранцами, сами понимаете… Ни в коем случае нельзя было ударить в грязь лицом! Во-первых, брали студентов «языковых» вузов — например, Московского института иностранных языков им. Мориса Тореза. Само собой, очень ценились ребята и девушки с филфака МГУ или Института стран Азии и Африки. Во-вторых, брали тех девочек и мальчиков, кто только готовился стать учителем иностранного языка (старшекурсников столичных педагогических вузов). И, наконец, в-третьих, сюда же попали те, кто мог свободно общаться на самых востребованных языках — английском, французском, немецком и испанском. Уже независимо от места учебы.

Правда, помимо отличного знания предмета, требовалось еще обязательно быть членом ВЛКСМ — Бюро молодежного международного туризма «Спутник» находилось под крылом (и плотной опекой) ЦК комсомола, Поэтому к отбору кандидатов подходили очень тщательно — как-никак, будешь летом представлять всю нашу молодежь, значит, должен являться образцом (идеалом!) советского человека. Со всеми отсюда вытекающими.

Соответствующие органы проверяли анкеты и биографии студентов и бдительно следили за тем, чтобы в число будущих гидов-переводчиков не попали те, кто имел низкие морально-нравственные качества и слабую идеологическую подготовку (допустим, был замечен в низкопоклонстве перед Западом). Или же (это вообще упаси боже!) попался на спекуляции. Фарцовщиков, как и весь прочий неблагонадежный контингент (пьяниц, дебоширов, хулиганов и пр.), к началу лета собирались вообще отправить из Москвы куда подальше — за сто первый километр. Чтобы не портили иностранным гостям картину процветающего и благополучного советского государства.

Про проституцию разговор, само собой, не велся — этого позорного явления в стране как бы вообще не существовало. Если кто-то кому-то и давал — то не за деньги, а исключительно по страстной любви и высоким взаимным чувствам. Немногочисленных профессионалок и профессионалов, обычно проводящих дни и ночи в московской гостинице «Интурист» (и тому подобных злачных местах), готовил и курировал соответствующий отдел в самой грозной организации Советского Союза. И их использовали для