Заперев дверь за собой (больше по привычке, потому что возвращаться она не собиралась), женщина спустилась по лестнице, спугнув несколько кошек и парочку влюбленных подростков, вышла во двор.

Пройдя мимо ржавеющего в углу двора «Запорожца», мимо мусорных баков и покосившейся скамейки, она проскользнула через темную арку и оказалась в переулке.

И тут же рядом с ней остановилась черная машина, открылась задняя дверца, и знакомый голос проговорил:

— Садитесь, Виктория Павловна!

Это был один из охранников Мясникова, с которым Виктории часто приходилось сталкиваться по работе.

И Виктория не стала спорить, не попыталась убежать — она понимала, что это бесполезно, и продолжила играть по правилам. Как будто и вправду шеф вызвал ее по какой-то служебной необходимости.

Она поздоровалась с охранником, села на заднее сиденье и захлопнула дверцу.

Уже через полчаса она вошла в кабинет Мясникова.

Лицо шефа было, как обычно, непроницаемо.

— Я вам нужна, Виктор Иванович? — проговорила Виктория, продолжая свою бесполезную игру.

— Да, нужны. Пойдемте со мной.

Он встал, вышел в коридор, прошел к той двери, за которой находилась комната с главным сейфом. Возле этой двери их дожидались несколько охранников.

Комнату залил ослепительно-яркий свет.

Двое людей в черных комбинезонах, с приборами ночного видения на глазах на какое-то время ослепли. Один из них отступил к сейфу и прижался к нему спиной, второй потянулся к пистолету.

— Вот этого не надо, — предупредил его охранник Мясникова, который держал незваных гостей на мушке. — Не усложняйте свое положение, оно и так сложное. Руки держите на виду, а еще лучше — заложите за голову!

Его мягкая, уверенная интонация подействовала на злоумышленников сильнее, чем грозный окрик. Они подчинились, подняли руки.

Второй охранник подошел к ним, забрал оружие, поднял очки ночного видения. Злоумышленники прозрели.

Они увидели на пороге комнаты четверых охранников, а за спиной у них — Мясникова и бледную, растерянную Викторию.

— С-сука! — прошипел старший из неудачливых грабителей.

— Вы к ней несправедливы, господин Свиридов, — возразил Мясников, выступая вперед. — Виктория Павловна вас не обманула и не подставила, она честно выполнила свою часть работы. Если к этой работе можно применить слово «честно». Вам просто не повезло.

— Виктор Иванович, — опомнилась Виктория, — я ничего не знаю… Я не знаю этих людей… Не понимаю, как они сюда попали…

— Опомнись, Виктория! — Мясников повернулся к своей бывшей помощнице. — Мы не в суде, так что можешь не врать и не изворачиваться. Я знаю, как было дело, и ты знаешь, что я это знаю.

Он впервые обратился к Виктории Павловне на «ты», и это ее особенно испугало.

Как ни странно, постоялец действительно сумел договориться со старой госпожой. То ли он нашел подход к ее зачерствевшему сердцу, то ли просто прибавил денег. Во всяком случае, мальчик теперь проводил с ним почти все время.

Он прислуживал постояльцу, чистил его одежду, грел воду для омовений (постоялец совершал омовения очень часто, иногда по два раза в день).

Впрочем, теперь мальчик не называл его постояльцем, даже за глаза, теперь он знал его настоящее имя. Правда, произнести это имя целиком было очень трудно, и мальчик называл своего нового учителя господин Поль.

Господин Поль был добр к мальчику, он вовсе не требовал, чтобы тот делал для него трудную работу, больше он хотел, чтобы мальчик учился у него удивительному искусству делать нарисованные вещи и нарисованных людей живыми.

Мальчик очень старался перенять у нового учителя его удивительное искусство.

С каждым днем он рисовал все лучше и лучше, и в один прекрасный день он так хорошо нарисовал своего ручного зверька, что казалось — тот сейчас оживет и спрыгнет с листа.

Он так хорошо нарисовал своего зверька, что живой зверек зашипел, шерсть у него на загривке встала дыбом, он вскочил на плечо хозяину и возбужденно застрекотал:

— Трак-так-так!

— Не волнуйся, Чжуан-Цзы, — успокоил его мальчик. — Это только рисунок!

И тут же он приступил к другому рисунку — к тому, о котором мечтал с того самого дня, когда увидел удивительное волшебство господина Поля.

Он взял чистый лист бумаги и нарисовал на нем женщину. Прекрасную женщину, которую видел всего один раз в своей жизни и сотни раз в своих снах — Прекрасную Императрицу Сяо Линь.

Все эти дни лицо императрицы не давало ему покоя, и только теперь, когда он изобразил его на бумаге, мальчик почувствовал удивительную радостную легкость. Как будто душа его, как птица, была заключена в клетку, и вот — ее выпустили на свободу.

И в тот же день, возвращаясь от колодца, куда он ходил за водой для господина Поля, мальчик увидел на углу чернобородого человека в черном запыленном плаще и стоптанных сапогах. Человек смотрел вслед мальчику так пристально и недобро, что у того от страха сильно забилось сердце.

Когда мальчик, испуганный и взволнованный, вернулся домой, он застал господина Поля стоящим посреди комнаты с рисунком в руке. Лицо его было странным — то ли радостным, то ли испуганным.

— Кто это? — проговорил постоялец, разглядывая рисунок своего ученика. — Кто эта женщина?

— Простите, господин Поль! — Мальчик опустился на колени, сложил руки и повинно склонил голову. — Если вы гневаетесь, я готов принять от вас любое наказание.

— Я ничуть не гневаюсь, с чего бы. Встань, малыш. Встань и скажи мне — кто эта женщина? Мне никогда не доводилось видеть никого прекраснее ее!

— Немудрено, господин Поль, — проговорил мальчик, поднимаясь с колен. — Ведь это — Прекрасная Императрица Сяо Линь, красивейшая из женщин, когда-либо рожденных в Поднебесной!

— Я слышал легенду об императрице Сяо Линь. Но это — всего лишь легенда, а ты нарисовал живую женщину. Живую, но более прекрасную, чем все женщины мира. Где ты видел ее? Ведь такую красоту нельзя нарисовать, если не увидеть ее в жизни!

Мальчик опустил глаза, потом опасливо оглянулся на дверь, понизил голос и проговорил:

— Я видел Прекрасную Императрицу, господин Поль. Я видел ее только один раз, но никогда не забуду ее. Потому я и нарисовал ее лицо, что оно просилось из моей души, как птица просится на свободу из своей клетки. Я не только видел ее, господин Поль — я разговаривал с Прекрасной Императрицей, и она доверила мне великую тайну… Но я никому не могу об этом рассказывать, иначе она разгневается.

— Ты рассказываешь мне какие-то сказки, малыш. Но раз уж не хочешь ничего говорить — не говори, я тебя не неволю.

Господин Поль занялся своими рисунками, однако мальчик до самого вечера замечал, как он то и дело разглядывает портрет Прекрасной Императрицы.