Я слышала шум далеких волн и видела птиц, летающих в небесной выси, вдыхала запах цветов, которым не знала названий, и ощущала на губах вкус чужеземных кушаний. И хотя до этого я, кроме Пустынной Розы, нигде не бывала, теперь мне казалось, что я собственными глазами видела все то, о чем поет скальд.

Скальд не разговаривал с публикой в перерывах между исполнением. Он лишь делал короткий глоток вина, чтобы промочить горло — желающих угостить его нашлось немало — и продолжал петь. Казалось, ему хочется рассказать обо всем, чему он стал свидетелем.

Присутствующие будто завороженные слушали его. Не было ни выкриков, ни других звуков, молчали даже дети. В какой-то момент я поняла, что рука альфы легла поверх моей и крепко сжала, и я только тогда осознала, что нервно перебираю бусины жемчуга на своем браслете.

Скальд замолчал, сделал глоток вина.

— Вам нравится? — спросил альфа, ободряюще пожав мою руку.

— Спасибо вам, Гер… альфа Ардвальд, — быстро исправилась я, подумав, заметил ли альфа мою оплошность. Но он, если и заметил, был слишком воспитан, чтобы сказать об этом. — Это лучшее, что я слышала в своей жизни. Мне и правда кажется, что все, о чем пел мастер Северин, я увидела сама.

— Вы видели не так уж и много в своей жизни, Ли… леди Лирилия, — ответил он, а я только сейчас осознала, что мы сидим уж слишком близко друг к другу. Глаза альфы сверкали в полумраке таверны, а в их глубине я видела отражение собственного лица — взволнованное, с раскрасневшимися щеками.

— Следующая и последняя баллада посвящена моей любимой, — неожиданно сказал скальд, перебирая струны лютни. Я отвела взгляд от альфы, а он убрал свою руку, но я еще долго чувствовала тепло его прикосновения.

Баллада оказалась неожиданно долгой. Скальд пел ровным голосом, глядя в одну точку, но я видела, как его золотисто-карие глаза блестели, будто в них застыла давняя боль.

Мастер Северин рассказывал о своей возлюбленной, с которой его разлучили. Девушка была из богатого, чистокровного людского рода, но, встретив скальда из оборотней, она согласилась сбежать с ним, однако влюбленным помешали. Девушку выдали замуж за нелюбимого, а его, скальда, ложно обвинили в преступлении, которого он не совершал, и отправили в тюрьму.

Когда ему удалось получить свободу, оказалось, что возлюбленная умерла. Присутствующие женщины всхлипывали, вытирая щеки, а мужчины качали головами.

Скальд выводил звучным голосом:

— Моей любви утерян след навек,

И сколько б ни бродил я по земле,

Найти его не сможет никогда

Ни волк, ни человек.

Я украдкой вытерла набежавшую слезу и метнула взгляд на альфу. Не хотелось бы расплакаться при нем. Но он, казалось, к чему-то принюхивался и выглядел настороженным.

— Что такое? — не удержавшись, спросила я.

— Пахнет дымом. Оставайтесь на месте, — отрывисто бросил он и встал, передвигаясь вдоль стены к окну. Все были настолько поглощены исполнением баллады, что не заметили этого маневра.

— Лишь в смерти встретимся с тобой, любовь моя.

К груди прижму, в объятьях захмелев.

Но волка век столь долог, проклят я

И обречен блуждать, душу́ в броню одев.

Я наблюдала за альфой во все глаза. Я не чувствовала никакого запаха, но ведь его нюх острее. Вот альфа, ловко пробравшись сквозь плотно заставленный лавками и столами зал, подошел к окну, выглянул, а потом выражение его лица изменилось, стало почти звериным. Пройдя к дверям таверны, он толкнул их, но те не поддались под его напором.

— Браслет жемчужный — знак любви моей — запястье твое обнимает, — выводил скальд, но тут альфа звучным голосом прервал выступление, громко крикнув:

— Пожар! Дверь заклинило! Помогите выломать! Соблюдайте спокойствие!

Мелодия резко оборвалась, кто-то завизжал, кто-то выругался, с шумом попадали лавки, с которых поспешно вскакивали присутствующие. Трактирщик забегал, взмахивая руками, несколько человек, вместе со скальдом, метнулись к дверям, используя одну из лавок как таран. Началась паника. Теперь и я почувствовала отчетливый запах дыма, идущий почему-то сверху.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Мое имущество! Мое имущество! — вскрикивал трактирщик с каждым ударом лавки о дверь. Но та, дубовая и толстая, выдержавшая не одну драку, была сделана на совесть.

— Проверьте черный ход! — крикнула я, и трактирщик, опомнившись, рванул в кухонные помещения. Вернулся он через несколько секунд, горестно выпалив:

— Заперто! Мы все умрем!

Какой-то мужчина, неловко оступившись, задел локтем масляную лампу, и она, упав и разбившись, добавила к нарастающей панике новые ноты.

Зал уже заволокло едким дымом, огонь бежал по лестнице, которая спускалась со второго этажа таверны, а я боялась двинуться из опасения быть раздавленной. Мой голос, призывавший женщин прикрыть детям носы, утонул в общем гаме. Оторвав от подола платья кусок ткани, я прижала его к лицу, чтобы не дышать дымом.

Дверь все не поддавалась, и тогда альфа, приказав расступиться, обернулся волком, вызвав еще бо́льшую панику, перескочил через два стола и стальной стрелой рванул в окно, брызнувшее осколками.

Женщины завывали, дети кричали от страха, одного ребенка чуть не затоптали рванувшие в дверь, когда та наконец открылась. Я едва успела выдернуть хнычущего малыша и прижать к себе. Около дверей и окна образовалась давка, кого-то толкнули, кто-то упал, крича от боли, а языки огня уже добрались до деревянных балок и затанцевали на стойке трактирщика.

— Лири! Где вы? — услышала я голос, а потом увидела и самого альфу, расталкивавшего рвущихся наружу мужчин.

— Здесь! — кашляя, крикнула я. От дыма я уже почти ничего не видела. — Возьмите его! — Я подтолкнула к альфе ребенка, в панике цеплявшегося за меня ручонками.

Альфа подхватил его на руки.

— Идите за мной! — приказал, он пробираясь к окну. Из-за густого дыма я не видела, что происходит вокруг. Глаза слезились, в груди прочно засел кашель.