— Да, конечно. Он считает, что это замечательно, — солгала Лили, хотя из утреннего разговора стало ясно, что эта идея его совсем не радует.

— Ну что ж. Кстати, я звоню сказать тебе, что мы получили подарки на Рождество.

— Правда? Только не вздумайте подглядывать!

— Я помню, как ты старалась, когда сама делала подарки для нас с папой, — рассмеялась она. — Неделями собирала цветы в лесу за домом и засушивала их между страницами книг. Делала небольшие коллажи, очень красивые, а однажды даже приклеила их к рамке для фотографий, которую смастерила в школе на занятиях по искусству. Она у меня до сих пор где-то лежит.

— У тебя все так хорошо сохраняется.

— Это не так сложно, если в доме есть не только несколько крошечных шкафов для хранения, но и чердак, и подвал. Я никогда не пойму, почему вы платите за квартиру столько денег, — вздохнула мама. — Но все равно поздравляю, что ты будешь на обложке — как там называется этот журнал? — «Пентхаус»?

— Мам, «Пентхаус» — это порножурнал. А я говорила тебе про «Таунхаус».

— Дорогая, их ведь легко спутать, — заметила Маргарет, прежде чем пожелать Лили хорошего дня.

Задумавшись о предстоящей фотосессии, Лили продолжала прогулку по засыпанному снегом парку. С веток над головой свисали сосульки, а она представляла, как сидит на алом диване в гостиной: слабая попытка изобразить роскошную жизнь.

В 12:30 в среду на пороге квартиры Лили появилась Пеппи Браун — в твидовом костюме от Шанель персикового цвета, с командой сотрудников журнала: парикмахером, визажистом и стилистом.

Первым за Лили взялся Лукас — парикмахер-австралиец в черных кожаных брюках. Растолкав стоящих у двери людей, он вкатил в спальню небольшой черный чемодан и объявил с австралийским акцентом, что у них очень много работы. Усадив Лили на стул в центре ванной комнаты, он срезал самые кончики волос и осветлил несколько прядей у корней. Все остальные в это время не могли оторваться от салата с обжаренным фенхелем и квадратиков поленты, запеченных на гриле. Стрижка понравилась Лили, а вот укладка чем-то напомнила ей боб Джозефин. И ее мало успокоило то, что Пеппи Браун одобрила подобное изменение внешности.

И все же, даже будь Лили склонна к истерикам, времени на них совсем не оставалось. Прошло уже два часа с тех пор, как Лукас начал заниматься ее прической, а еще нужно было сделать макияж и одеться. Решив не терять больше времени, Фатима — великолепная афроамериканка с роскошной фигурой — зашла в ванную и толстым слоем нанесла Лили на лицо базу под макияж. Затем пришла очередь блестящих румян цвета абрикоса, губной помады, нескольких слоев туши для ресниц и теней для век трех оттенков. Пока фотограф ходил по дому, выбирая место для съемки, стилист вместе с Пеппи продемонстрировали ей привезенную одежду. Уговорив Лили на платье практически неоновой расцветки, они помогли ей надеть золотые колье и круглые браслеты стоимостью приблизительно двести тысяч долларов, взятые специально для этой съемки в бутике «Вердура».

«Я могу оставить их себе?» — усмехнулась она про себя.

Фотограф отснял две пленки, пока она купала ребенка и потом играла с ним на желто-кремовом плетеном ковре в детской. Когда третья пленка дошла до середины, в квартире появился Роберт с большим букетом цветов для Лили. Он извинился, что не смог присутствовать с самого начала.

— Я застрял на собеседовании и не мог уйти пораньше, — объяснил он в спальне, пока Лили переодевалась в невесомое коктейльное платье.

— Ничего страшного, — ответила она. — Мне было так весело, что я почти не заметила твоего отсутствия.

Он поцеловал ее в кончик носа.

— Кстати, ты потрясающе выглядишь.

Дальше фотограф планировал работать в гостиной. Завязав на талии передник с цветочной расцветкой, Лили сделала вид, что кормит Уилла пюре из моркови. Потом она еще раз переоделась — на этот раз в длинное черное платье от Моник Люлье, — и были отсняты еще три пленки: Лили на диване, на восточном ковре и около камина. На этом фотосессия завершилась. К десяти часам вечера все, за исключением Лукаса, уже собрали свои вещи и удалились.

Пока Роберт укладывал малыша спать, Лили помогала парикмахеру собирать чемодан.

— Надеюсь, тебе понравилась укладка, — сказал он. — Я понимаю, что она выглядит необычно, но таким женщинам, как ты, нужно правильно подавать себя.

— Что ты имеешь в виду?

— Блеск — вот главное.

— Что я, по-твоему, медный дверной молоток? — пошутила девушка.

— Малышка, я говорю серьезно. В этом городе недостаточно быть красивой и выглядеть естественно. Натуральное — то, что в парках, а не на балу.

Лили улыбнулась Лукасу. Она видела, что он хочет подняться до ее уровня: парикмахер до светской дамы, или кем там она сейчас является.

Уже в холле, ожидая лифт, Лукас протянул Лили визитку:

— Позвони, если соберешься на важное мероприятие.

— Обязательно.

— И даже не пытайся сама укладывать волосы, не стоит, — добавил он.

Двери лифта закрылись, и Лили с трудом проглотила комок в горле.

Темой рождественского вечера в этом году Джозефин выбрала царскую Россию. Рождественское дерево — сосна высотой метра четыре — была украшена красной бархатной лентой с золотой каймой, стеклянными шарами размером с грейпфрут и позолоченными украшениями, которые должны были имитировать яйца Фаберже. Меховые накидки из коричневой норки закрывали два дивана восемнадцатого века, а место обычных безделушек: фамильной коллекции лиможских шкатулок и разноцветных рыб из хрусталя «Лалик» — заняли русские иконы и рождественский вертеп. На инкрустированном кофейном столике стоял серебряный поднос с полудюжиной хрустальных бокалов для шампанского и небольшими рюмками, в ведерке со льдом охлаждались открытые бутылки «Дом Периньон» и водки «Грей Гуз». Рядом на льду стояла килограммовая банка черной икры и три небольших серебряных миски с рубленым яйцом, луком, сметаной и лимоном. На фарфоровой тарелке с пурпурной окантовкой высилась стопка теплых блинов и кусочки тостов. Полдюжины крохотных ложечек из перламутра лежали на льняной салфетке с монограммой.

Горничная Джозефин, постоянно живущая в доме, забрала у Лили и Роберта пальто и на ломаном английском сообщила, что хозяева скоро присоединятся к ним. На диване в гостиной Колетт пила шампанское и болтала по телефону. Попрощавшись, или, скорее, пробормотав в трубку что-то неразборчивое, она вскочила с дивана и обняла Лили, едва не пролив шампанское на голову Уиллу.

— Ох, черт, — сказала она, успев вытереть капли до того, как они упали с подбородка на платье из нескольких тонких слоев шифона цвета экрю. Судя по всему, это был уже не первый ее бокал. — Можно подержать восхитительного малыша? — попросила она, протягивая руки к Уиллу.