Привезли ланч, и мы поели, сидя за стеклянным кофейным столиком. Она ела очень аккуратно, маленькими кусочками. Мы поговорили об ИС и о визите ее дяди; она понятия не имела, почему он хотел или был вынужден обратиться к услугам юриста. Тут вернулась с папкой мисс Малдонадо.

Прежде чем взять в руки жесткие коричневатые листки, Миранда натянула хлопчатобумажные перчатки. Чтобы лучше разглядеть водяные знаки, она поднесла страницы к окну, но день был мрачный, начинался дождь. Пришлось воспользоваться настольной лампой.

— Интересно, — сказала она, разглядывая страницы на свет. — Вот эта плотная бумага, ее обычно называют королевской, помечена гербом Амстердама. Ее производила хорошо известная бумажная фирма. Такая бумага была широко распространена в семнадцатом столетии. Судя по виду страниц, их вырвали из какого-то гроссбуха. Другие страницы, похоже, не связаны с первыми и представляют собой печатную копию.

Она назвала фамилию производителя бумаги и ее происхождение, но я запамятовал эти детали. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Она достала из сумки складное увеличительное стекло и спросила:

— Не возражаете?

Я не возражал. Мне доставляло удовольствие смотреть на нее. Она изучала страницы; я изучал лебединый изгиб ее склоненной шеи и завитки волос, которые робко шевелил сквозняк от отопительной системы.

Время шло. Я без всякого энтузиазма занялся кое-какой бумажной работой. Шум за стенами офиса доносился, казалось, из другого мира. Время от времени она что-то бормотала, читая страницы. Потом вдруг удивленно открыла рот.

— Что?

— Тот, кто написал это, Ричард Брейсгедл… утверждает, что плыл морем на «Морском приключении» и оно потерпело кораблекрушение. О боже! У меня даже руки дрожат.

Я спросил, что тут такого «рукодрожательного».

— Это же известнейшее событие! На борту находился губернатор Виргинской колонии. Они потерпели кораблекрушение около Бермуд, добрались до суши, построили корабль и вернулись в Вирджинию. Некоторые из участников экспедиции позже написали об этом отчеты, и есть мнение, что Шекспир изучал их свидетельства для создания атмосферы острова Просперо в «Буре». Но если этот человек, как он утверждает, знал Шекспира в тысяча шестьсот десятом… Тогда он, возможно, встречался с ним, живописал ему тропический колорит, а тот использовал в пьесе подробности… Это одно делает… Послушайте, мистер Мишкин…

— Пожалуйста, вы же моя гостья. Зовите меня Джейк.

— Хорошо… Джейк. Я должна изучить эту рукопись. Нельзя взять ее к вам домой?

Инстинкт юриста, конечно, подсказывал мне, что надо отказать. Юрист постоянно имеет доступ к чужим деньгам и ценностям, и первый шаг на скользком склоне он делает, вручая эти самые ценности тому, кто еще официально не признан собственником. Вынесите рукопись из офиса для того, чтобы предполагаемый наследник мог изучить ее, и очень скоро вы повесите Ренуара своего клиента в вашей спальне и отправитесь с семьей в морское путешествие на яхте покойного завещателя.

Да, все верно. Но она смотрела на меня с такой надеждой, а ее щеки горели восторгом открытия. Вдобавок я вспомнил об Амалии: та никогда меня ни о чем не просила, ожидая, что мистическая связь любви поможет мне самому угадать, чего она хочет. И я неминуемо терпел неудачу. Это приятно — когда тебя просят.

И я ответил, что это можно уладить, поскольку закон соблюден: рукопись по-прежнему остается при мне. Я достал жесткую папку, положил туда материалы Брейсгедла, позвонил Омару, взял зонт и портфель, обсудил с мисс Малдонадо текущие дела и вместе с Мирандой покинул офис.

Как это нередко бывало, я обещал прихватить детей из школы и отвезти их домой. Тут возникала определенная неловкость, но, в конце концов, Миранда — всего лишь клиентка, не связанная со мной опасно близкими отношениями (по крайней мере, пока). Я подобрал детей, представил их, и поездка прошла на удивление приятно. Имоджен вела себя необычайно мило. Она спросила, говорит ли моя гостья по-французски, раз она канадка, и услышала смущенный ответ, что у Миранды нет никакого таланта к языкам. А Нико развлекал нас, завязывая на обрывке веревки много-много разных узлов, рассказывая о происхождении каждого, о том, для чего он применяется и каковы его особенности. Я восхищался тем, как ласково Миранда обращается с мальчиком — у многих так не получается, включая меня, — и подумал, что это хорошее предзнаменование с точки зрения нашего будущего.

Мы высадили детей и поехали ко мне (медленно, из-за темноты и усиливающегося дождя), и по дороге, после обязательных похвал в адрес детей, Миранда неожиданно разговорилась о чудесных открытиях из послания Брейсгедла. Мне следовало бы запомнить нашу беседу, но я забыл ее слова и не чувствую в себе сил придумывать их, как поступал с другими разговорами. Сейчас почти три часа ночи, и вскоре мне, наверно, придется немного поспать.

Как бы то ни было, мы приехали, и Омар отбыл.

Однако не успели его задние огни исчезнуть за поворотом, как мы услышали громкий шум шин по влажной мостовой. Огромный черный внедорожник вынесся из-за угла Гринвич-стрит, резко затормозил перед нами, оттуда выскочили трое, все в черных куртках с капюшонами и кожаных перчатках, и рванули в нашу сторону с самым угрожающим видом. Один из них схватил Миранду, и я ударил его в лицо (боюсь, без особого эффекта) наконечником зонта. Самый крупный из двух других тут же вырвал у меня зонт, а его товарищ забежал сзади и обхватил меня за руки. Здоровяк сделал выпад, намереваясь ударить меня в живот; скорее всего, он не собирался этим ограничиваться, вознаграждая себя за удар зонтом.

Я не драчун, но я достаточно времени провел в салунах и знаю: существует тип храбрых мелких парней, которые, набравшись, не могут противиться желанию затеять драку с более крупным парнем. Особенно если этот последний внешне не потрясает воображение и не похож на Шварценеггера, что в полной мере относится ко мне. Люди моей профессии обычно имеют небольшой опыт физического насилия. Тяжелоатлеты на каждом шагу не попадаются, и нападающие понятия не имели, что я из их числа.

Первым делом я согнул руки и вырвался из хватки того, что стоял сзади. В следующее мгновение я присел на корточки и развернулся на пятках так, что мое лицо оказалось на уровне его бедер. Я обхватил обе его ноги под коленями. Руки у меня большие и очень, очень сильные. Здоровяк за моей спиной попытался вцепиться мне в шею, но теперь я уже снова встал, подняв над головой обе руки. Тот, кого я схватил, весил около ста восьмидесяти, и поднять его мне не составило труда. Я отступил на шаг, снова развернулся и ударил громилу по голове его же дружком. Человеческое тело — не слишком удобная дубинка, но как демонстрация силы и способ устрашения противника не знает себе равных. Здоровяк зашатался, поскользнулся на влажной мостовой и рухнул на задницу. Я раскрутил свою «дубинку» над головой и швырнул вдоль улицы.

К сожалению, чтобы совершить эти подвиги, мне пришлось выронить портфель, и тип, что удерживал Миранду, грубо отпихнул ее к стене здания, схватил портфель, выкрикнул что-то на незнакомом языке и помчался к внедорожнику. Двое других поднялись и тоже побежали, выкрикивая проклятия. Машина рванула с места так быстро, что я не успел разглядеть номер. Я подошел к Миранде. Она была цела; лишь синяки остались на запястье, куда вцепился этот головорез, да царапины на руке и на коленях.