Чего она, собственно, вчера так страдала, что закатила в милиции самую настоящую истерику, только что головой о стену не билась?! Да, конечно, ужасно, что Соня погибла и что Марат убит. Но она-то, Надя, тут при чем? Они, оба, – ей друзья, сватья, братья? И что с того, что именно ей выпало первой увидеть обоих мертвыми? Разве это означает, что она причастна к их гибели? Конечно же, нет, уверяла себя Надя. Ей просто не повезло – как насмешничает Полуянов, карма такая, по всей жизни фарта нет… И милиционеры, конечно же, скоро это поймут. Их как на всяких юридических факультетах учат? Qui pro, ищи, кому выгодно. Вот пусть и ищут. И даже не надеются повесить – так, кажется, говорится? – на нее оба этих убийства.

Плохо, конечно, что ее подозревают. До такой степени, что к Лерочке домой приходили, расспрашивали. Но, с другой стороны, нужно ведь полным идиотом быть, чтобы поверить, будто она и вправду могла всадить в Соньку нож, а в Маратов кофе – подлить смертельную дозу клофелина… У ментов, конечно, воображение, когда им надо, богатое – но не до такой же степени! Так что скорее всего они ее просто на понт пытались взять. Ну, а раз уж Надя по горячим следам не призналась – больше и терзать ее не будут.

«У нас не тридцать седьмой год – по одному подозрению не расстреливают, – решила Митрофанова. – Значит, и паниковать нечего. Все образуется».

И она бодрячком выпрыгнула из постели – рассуждать, конечно, дело хорошее, но как бы на работу опять не опоздать…

Быстро умылась, шмякнула в Родионову миску добрую порцию корма (лентяй, впрочем, даже не пробудился – значит, сам виноват, гулять не поевши пойдет), приготовила себе чай… Но думать все равно продолжала. Решение вырисовывалось простейшее: «Забыть, как страшный сон. Или, как говорит молодняк, – забИть. Перечеркнуть этот подлый фотомодельно-рекламный мир жирной чертой. Никаких больше съемок, никаких тусовок и тем паче кастингов. Библиотека – и дом, как я привыкла. Скучно, конечно, – зато спокойно. И гарантировать можно – больше никаких убийств в моей жизни не будет. И обвинять в убийстве никто меня не станет».

«Новую жизнь» – которая кончалась, едва начавшись, – было немного жаль. И обидно, что рекламная карьера не состоялась – работать в свете софитов, да под прицелом камер, конечно, куда приятнее, чем выдавать книжки в библиотеке… Но, с другой стороны, насколько в родной «историчке» все проще! Сослуживцы – симпатичные, безо всяких, как у людей в модельном мире, камней за пазухой и тараканов в мозгах. Читатели – интеллигентные, с одухотворенными лицами. А начальник, директор библиотеки, бородач Василий Семенович со степенью доктора философских наук?! Какой разительный контраст с матерщинником Маратом…

Это – и есть ее мир. Настоящий, искренний. А фотомодель Лерочка – с ее детскими проблемами, но вполне взрослыми амбициями – в Надин modus vivendi никак не вписывается. Так что придется – негрубо, но решительно – юной модели от дома отказать. Очень мило, конечно, что девушка вчера ночью приезжала ее поддержать – но больше, извините, ничего подобного не повторится. Нехорошо, конечно, так говорить, но не нужна ей дружба, от которой одни проблемы.

«Пусть другие и дальше рубят лес. А я больше щепкой быть не хочу. Сыта по горло», – решила Надя.

И, совсем уж повеселев, она побежала будить Родиона – совсем, что ли, обнаглел, спящего прикажете его на прогулку тащить, на руках?!

Лера

Утро началось даже не с левой ноги – с хвоста.

Едва провизжал будильник (мамик специально такой подобрала, чтоб звонок погромче да попротивней был), как на пороге возникла родительница. Одета по-домашнему – в халате и бигуди, но вид – будто уже на работе, то бишь решительный. С такой физиономией только в собес ходить. И тут же, даже проснуться толком не дала, принялась толкать гневную речь. Смысл, ясное дело, такой: она, Лера, – позор семьи. Толком не учится, бездельничает, шляется, в школьной сумке зажигалка лежит… Ну, и самый писк: «Уже милиция домой приходит! Позор!»

Лерочка мамахена, недоделанного оратора, не перебивала – в первый раз, что ли, та язык разминает? Пусть выскажется, не жаль – пока слушаешь, лишние пять минут можно в постели поваляться. Ну, а когда наконец родительский пыл иссяк и маман смолкла, Лера устало спросила:

– Что ты вообще хочешь, ма?..

– Я хочу, чтобы ты вела нормальную жизнь. Как у всех, – отрезала мамуленция.

– У всех – это у кого? – едко поинтересовалась дочь. – С кого пример брать? Вон Маринка, соседка, прямо в подъезде травку курит… И с мужиками на лестнице обжимается.

– Ты мне зубы не заговаривай, – рыкнула мама. И обрисовала картину: – С сегодняшнего дня будет так: только школа, библиотека, уроки, и дома чтоб не позже десяти. Ясно?

Картина, на Лерин взгляд, получалась ужасающей.

– Угу, договорились! – хмыкнула она. – Хочешь, я вообще в институт буду готовиться?

– В какой еще институт? – изумилась мама.

– В библиотечный, например, – кротко повторила Лера. – Как Надя Митрофанова. Моя новая подружка. Та, что в рекламе «Пет-гри» снимается. И труп Марата нашла.

– А о Наде этой я чтоб больше не слышала! – снова начала закипать маман. – Я вообще к ней домой поеду, скандал устрою! Чтоб она моего ребенка в свои грязные делишки не впутывала!

«Это кто еще кого впутал», – подумала Лера. Но, конечно, озвучивать мысль не стала.

Вместо этого поинтересовалась:

– Мам, а ты на работу не опоздаешь?

– Не смей так со мной разговаривать!

И где логика? А еще говорят, что дети должны с родителей пример брать. Мудрости у старших учиться.

– Ну, хватит, мамик, правда… – заканючила Лера. – Смотри, уже без пятнадцати восемь, я в школу опаздываю…

– Хорошо, – царственно кивнула маман. – Собирайся в школу. Но вечером мы к этому разговору еще вернемся.

«О, господи!» – простонала про себя Лерочка. Нет, маминых обличительных речей она не боялась – не первый раз и, к сожалению, явно не последний. Хорошо хоть, реального «преступления» – что Лера вчера ночью к Наде в гости ездила и только в три часа домой вернулась – родительша не раскрыла. Просто материнский гнев оказался некстати – самочувствие-то ни к черту. Лера, пока маминым монологом наслаждалась, прислушалась к организму и убедилась – за ночь ей поправиться не удалось. И слабость никуда не исчезла, и голова раскалывается, и в животе – будто привидения поселились. И от одной мысли, что в школу надо идти, колбасить начинает не по-детски. Может, остаться дома, переболеть? Но как об этом заикнуться разъяренной мамане? Вон, у нее лицо от гнева – будто в свекольном соке и глазищи, как в книжках пишут, «молнии мечут».

– Ты сегодня в какую смену? – осторожно спросила Лера.

– Мужика хочешь привести? – проницательно взглянула на нее маман.

– Что ты несешь, – вздохнула Лерочка.

– Да от тебя что угодно теперь можно ждать.