Но на этом карьера кулачного бойца не закончилась. На следующий же день приехал ещё один мощный казак–боксёр. Который оказался ещё и профессионалом. Три раза я падал и вставал. В итоге сумел подловить и вырубил.

Казалось бы всё, но не тут–то было. В поместье повадились ездить и казаки, и гусары, желающие помериться со мной силой в кулачном бою. Слава моя в войсках на полуострове только растёт с каждой схваткой.

А мне драться даже понравилось. Держу удар, если падаю — встаю. Было и тяжело, и на грани, так даже победа слаще. И счастье в этом какое–то прокрадывается, ведь уважение сыскал среди братцев не титулом. Пусть и хожу теперь с опухшей рожей.

С ней и встречаю худощавого Грибоедова со штаба, который там на целых четыре дня задержался.

— Сабуров⁈ — Восклицает с седла командир эскадрона, впервые увидев меня таким.

— Здравия желаю, товарищ ротмистр! — Чеканю довольный.

— И как я вас, товарищ вероятный корнет, командиру батальона представлю теперь⁈ А я и думаю, врут не врут слухи о том, что князь тут кулачные бои устроил, да всех подряд кладёт. Она вам нужна, эта служба, барин?

— Виноват, товарищ ротмистр, — отвечаю уже смиренно. — Конечно, нужна.

16 километров от Владивостока. Окрестности Бухты Емар.

19 июня 1905 года по старому календарю. Понедельник.

Первая половина дня. И моя первая патрульная служба в составе Хабаровского гусарского батальона.

Пропесочил меня комбат, но в эскадрон корнетом зачислил, сетуя на доброе имя дедушки! Теперь я в мундире и на казённом коне патрулирую местность вдоль побережья Уссурийского залива, южнее своего поместья.

Счастья полные рейтузы. На себя в серебристо–сером доломане с золотыми канатами налюбоваться не могу. И чёрт с ней, с побитой рожей. Главное кивер на голове с золотым гербом издалека видно.

Саблю выдали, а вот винтовку пока ещё не доверили. Поэтому я так, в поле не воин. Чуть что бежать да докладывать.

За очередной лесополосой проскакал, меж деревьев низкий, пляжный берег показался. И я бы мимо проехал по своему маршруту, если бы двух мехаров внизу не заметил, стоящих в покое с раскрытыми кабинами. Один мехар — того самого Константина, который с Агнессой возился у полицейского управления. А второй мне незнаком.

Как раз широченного подполковника и вижу, а с ним и бывших юнкеров в бежевом спортивном трико, уже порядком испачканном. На песке вперемешку с галькой ребята отжимаются под его чутким руководством. Константин продолжает считать громко и жёстко, но у некоторых уже лапки дрожат, не могут поднять свои тела с земли.

Ну что за жалкое зрелище. Прежней зависти и близко не испытываю, пусть и вижу на их пальцах лиловый блеск.

Мехаров им, похоже, только показали. Может, в кабине посидеть позволили. А теперь физическим спортом заставляют заниматься. Гоняют, как сопляков, коими они и являются.

Вот уморы. Максим думал, что полетит сразу в небеса на мехе, а он своими ножками ходит, а сейчас вообще мордахой в песок уткнулся, сил подняться нет.

Мимо на коне скачу неторопливо, делая вид, что по своим делам. Посадка с тропкой как раз в их сторону клонится. И вскоре я уже слышу бранные речи подполковника.

— … в гвардии каждый мех на счету. Сорок шесть! Ниже опускаемся! И что я вижу, господа офицеры? Сорок семь! Зад не выпячивать! Жалких доходяг, которые и пяти минут в кабине не протянут, завалят машину, не дойдя до врага. Сорок восемь! Не разлёживаемся! Вы думали что? Доспех усилит вас и защитит? Э, нет, товарищи. Жизненная сила и сила тела — это мехару хлеб. И это не говоря уже о балансе. Сорок девять! Сорок девять, сказал!! Господи, Анастасия Николаевна, за что мне это⁈ Всё, встаём, отряхиваемся и на пять километров ускоренный марш до лагеря!

Завыли в голос. Стали подниматься, извиваясь. Потому что ещё осталась пара юных корнетов, которые пробуют отжаться пятьдесят.

Я сделаю сотню. Но никому это не интересно.

— Новобранцы из Иркутского училища уделают вас, как щенков, господа! Но Анастасия Николаевна думает иначе, — добавляет подполковник им в след. — Может быть, этот факт прибавит вам стремлений⁈

— Так точно, товарищ пол! — Раздаётся от Максима Чернышова.

— С удовольствием на это посмотрю, товарищи корнеты!

Подгоняю коня, понимая, что их маршрут пролегает через мой путь, и скоро они будут здесь.

Проскакав ещё пару километров, я пошёл на разворот, ибо мой участок патрулирования заканчивался. Но дальше, как назло, увидел ещё кое–что интересное.

Аэродром с дирижаблями. Пять горбатых серых тел, перетянутых верёвками, из–за крон выглядывают. Как–то ездил стороной, чисто поле у них под посадочную площадку огромное. Там же и вышки караульные, и казармы, и шпиль с флагом. Пара артиллерийских расчётов в сторону моря взирают. К аэродрому и будущие пилоты мехов побежали. Похоже, лагерь у них там находится.

Засомневавшись, отъехал за густой кустарник в рощу. Привязал коня, снял доломан свой чистенький с головным убором, упал на землю нетерпеливо и начал отжиматься. После вчерашней схватки на кулаках на тридцать пятом повторении руки подзабились. Но я обозлился только больше и сделал шестьдесят девять без передышки. Дальше додавил уже до восьмидесяти пяти. Вспомнив, что сотню обещал себе сделать, кое–как выжал сто три раза. Поднялся, рук не чувствую, зато какое удовлетворение!

Стало до трясучки интересно, как их ещё будут тренировать. Ожидания мои оправдались, когда я на следующий день выдвинулся ещё пораньше и на том же пляже застал их очередную тренировку!

Теперь уже только мех подполковника на пляже. И сам он гоняет юнцов, как сидоровых коз. Перекаты выполняют борцовские, кувырки всякие. Константин комментирует, что для боя лучшей тренировки быстро ориентироваться в воздухе не придумаешь.

В конце занятия снова физические упражнения пошли до изнеможения, только на ноги теперь. Приседания с выпрыгиванием. Всё на ус наматываю! И посмеиваюсь над слабаками.

Вечером ко мне в Поместье приехал дядька из ополчения с намерением подраться. Лысый, худой, жилистый,