Нет, точно, от отцов-Примулов посланцы.

– Здесь, на столе оставь, – посоветовал высокий, когда Гитон отложил писало. – И кошелек тоже. Мы ж у твоей семьи кормильца отбираем.

Мастер опять закивал.

Набрался смелости. Спросил:

– А куда мы?

– Меньше знаешь, крепче спишь, – веско проговорил высокий. – Прости, мастер Гитон, но я уже говорил, что тайна для нас – важнее всего. Говорил, нет?

– Говорил.

– Вот и не обижайся. Глаза мы тебе тоже завяжем.

– А как же я пойду?

– Проведем, не беспокойся. У нас тут близенько…

Гитон удивился и не поверил. Как же, все знают, где стоит главный Храм Соль-Эльрина, где заседает Священный Синклит. Тоже мне, близенько. Через весь город почти пешком мотать.

Тем не менее он беспрекословно дал завязать себе глаза. Чего же спорить о ерунде, когда в главном договорились?

Его вывели со двора на улицу.

Поначалу мастер пытался считать шаги, чтобы понять, насколько же «близенько» его ведут. Оказалось, напрасный труд.

Через сто пятьдесят четыре шага Гитона усадили в портшез. Сперва он подумал, что в повозку, но когда вместо цокота копыт раздался топот сапог, понял, насколько ошибался.

Путь вышел неблизким. Как и предполагал мастер, через весь Соль-Эльрин. Это еще больше укрепило его во мнении насчет Священного Синклита.

Но когда повязку сняли, заботливо проведя перед тем по ступеням, скользкому паркету и пушистым коврам, отцов-Примулов в заставленной стеллажами со свитками и пухлыми фолиантами комнате не оказалось.

А сидел на невысокой резной скамеечке худощавый мужчина годков тридцати пяти – тридцати семи от роду. В простой тунике. Такая и на Гитоне была. В простых свободных штанах и сандалиях. Обычная одежда мастерового человека Приозерной империи. Кого-то этот мужчина Гитону отдаленно напоминал. Русые волосы, зачесанные назад. Темная тесемка поперек лба, чтоб челка на глаза не упала. Слегка седые виски…

Человек глядел на мастера с довольной улыбкой.

«Неужто это и есть заказчик? А как же Храм, жрецы-чародеи?»

Гитон уже вознамерился возмутиться, но тут сидящий открыл рот и сказал:

– Молодец, Динарх. То, что надо.

– Всегда рад услужить вашему императорскому величеству, – донесся из-за плеча голос чернявого.

Кому, кому? Императорскому величеству? Опять они шутки шутят!

Разве ж государь император, да живет он вечно, такой?

Неправда!

Император должен быть представительный. Ну, как судья хотя бы… Имперским судьей ремесленного квартала Соль-Эльрина был жрец Квинтул. Вот он и телом внушителен, и голосом зычен. Таким и должно быть государственное лицо, а уж императору и подавно надлежит выделяться из толпы.

А этот сидит, словно сосед Траний, мастер смальты, или тот же горшечник Койнал… А что там на пальцах? Никак глина? Ну, чисто Койнал!

Хотя, с другой стороны, вся столица – да что там столица! – вся Империя знает имя старшего телохранителя. Динарх и есть. И, как треплют злые языки, наполовину пригорянин – мамаша подгуляла. Вот отсюда и черные волосы, и карие глаза…

Неужели правда?

– Что насупился? – худощавый вскочил с кресла. – Не веришь? Правильно! Не верь всякому слову.

– Ему придется поверить, ваше императорское величество, – сурово проговорил Динарх.

– Еще бы! – рассмеялся император Луций (если это действительно был он). – Иди сюда, мастер Гитон! Смотри!

Он волей-неволей повиновался. Подошел и замер рядом с Луцием. Огромное, круглое зеркало из полированного серебра – Гитон так и не смог представить, сколько же оно может стоить, – отражало их лица. Одинаковые лица. Прищур глаз, морщины от крыльев носа к уголкам губ. Волосы. Только у Луция тщательно вымытые и ровно подстриженные, а у Гитона – наспех отхваченные сальные пряди. Одежда ремесленника на обоих.

– Я не понимаю… – пробормотал.

– А что тут понимать, мастер Гитон, – усмехнулся император. – Знаешь, сколько мои люди тебя разыскивали по Соль-Эльрину?

– Меня?

– Нет. Не тебя конкретно. Человека, похожего на меня. Двойника. Им оказался ты, а значит, разыскивали тебя, – испачканная глиной ладонь хлопнула Гитона по плечу. Вот ладонь у него была не такая грубая и мозолистая, как у мастера. Едва ли не единственное различие. – Садись, мастер. Тебе привыкать надо.

– А? Что? К чему привыкать?

– Будешь императором! – Луций откровенно веселился.

– Как? Я не хочу… Ваше импера…

– Не бойся! Я не собираюсь отрекаться от престола. Тем более в твою пользу. Просто я хочу немного попутешествовать. Инкогнито.

– Чего?

– Ну, не узнанным. Скучно мне, мастер Гитон, скучно, – лицо владыки Приозерной империи на миг омрачилось неподдельной грустью. – Так что побудешь за меня.

– А вы, ваше импера…

– Какой ты непонятливый. Я хочу развеяться. Поплавать, к примеру, по Озеру.

– Я прошу прощения, ваше императорское величество, – вмешался старший телохранитель, – но ему вовсе не обязательно знать все подробности.

– Нет, Динарх, – возразил император. – Мне кажется, он имеет право знать.

– Я не смогу! Я не справлюсь! – в панике выкрикнул Гитон. Едва ли не впервые в жизни его судьбу решали за него, не обращая ни малейшего внимания на мнение или пожелания.

– Сможешь, мастер Гитон. Сможешь. Вот Динарх тебе поможет. Подскажет, если что. Да ты не бойся. Поживешь в свое удовольствие. Хочешь, горн закажи и десяток лучших подмастерьев. А, Гитон? Есть возможность поработать для души, а не для заработка. Не теряй ее.

– А можно?

– Да почему же нет? Никто даже не удивится. Скажут, новое чудачество императора. И не к такому привыкали.

– Ну, тогда я согласен, – Гитон мечтательно закатил глаза. Неужели он сможет создать давно задуманный шедевр? И никто не будет капать: «Зарабатывать надо!», «Где деньги?», «До каких пор?!».

– Еще бы ты не согласился! – рассмеялся Луций. – Но теперь готовься многому учиться и многое запоминать. Никто не должен даже заподозрить, что император путешествует в свое удовольствие. Пошли…

Владыка взял за рукав и увлек его в соседний с библиотекой кабинет. Динарх шел следом. Озабоченность не покидала лица телохранителя.

Ард’э’Клуэн, Фан-Белл, королевский замок, златолист, день двадцать второй, после рассвета.

Вместе с робким рассветным лучом в узкое стрельчатое окошко замка проник и сырой ветерок. Слишком теплый для осени. В нем ощущался едва заметный дымок. Видно, где-то в городе победители не удержались – пустили красного петуха.