кроме собственного удовольствия. Я была без сознания задолго до того, как он оставил меня на пороге Луки.

Снова музыка, но на этот раз я слышу ее, когда болтаюсь на складе, одна нога у меня связана за спиной, а Алексей и Франко кружат вокруг меня, сливаясь и разделяясь, смеясь надо мной, когда я снова слышу шипение паяльной лампы, вижу блеск лезвия. Их голоса, сливающиеся воедино, говорят мне говорить, Алексей насмехается надо мной, называет меня ущербной, сломленной, угрожает продать меня мужчинам, которым понравится, что я не смогу сбежать.

И поверх всего этого голос Александра у меня в ухе.

Следи за своими манерами.

Следи за своими манерами.

Следи за своим…

— Анастасия!

Сильные руки с длинными пальцами хватают меня за плечи, встряхивая, я просыпаюсь, и мои глаза распахиваются, чтобы увидеть Александра, нависающего надо мной, его лицо едва различимо в тусклом свете из окна. В горле у меня хрипло и сухо, как будто я кричала во сне, а по лицу снова текут слезы.

— Мне жаль, — еле выдавливаю я, приходя в себя, и Александр отпускает меня, отступая с явным раздражением, написанным на его лице.

— Ты меня разбудила, — говорит он, потирая рот рукой. — Я люблю, когда мой сон никто не беспокоит.

— Мне жаль, — снова шепчу я. — Правда, жаль. Это был кошмар…

— Тебе нужно, чтобы я снова начал давать тебе лекарства? Если это поможет тебе уснуть, я пойду и принесу его сейчас. — Он отворачивается, как будто собираясь уйти за ним, и я невольно начинаю плакать, внезапная холодная паника охватывает меня при мысли о том, что меня снова усыпляют наркотиками.

— Прости, если я помешала тебе и Иветт…

Александр резко поворачивается ко мне.

— Так вот в чем дело? Иветт ушла домой. Она не… — Он хмурится, как будто мой комментарий сбивает его с толку. — У нас не те отношения, Ана. Она не спит со мной.

По какой-то причине я начинаю плакать сильнее, мой желудок скручивается в холодные узлы. Александр смотрит на меня так, как будто он совершенно сбит с толку, проводя рукой по волосам.

— Анастасия, ну что еще?

— Я…я просто… — Я не знаю, как выразить словами то, что я чувствую, и особенно к этому мужчине, который такой странный во многих отношениях. — Я совсем одна. Я так устала от одиночества.

Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, зависая в воздухе между нами, и Александр делает шаг вперед, включая свет у моей кровати, опускаясь в кресло с подголовником у окна.

— Ты не одна, крошка, — наконец говорит он, его голубые глаза останавливаются на моем лице с явным замешательством. — Ты здесь, со мной. Как ты можешь быть одна?

— Это не то же самое, — шепчу я. — Я принадлежу тебе. Это не…

— Это не что? — Раздражение возвращается, губы Александра сжимаются, когда он смотрит на меня. — Что из того, куколка, если ты принадлежишь мне? Я даю тебе приют, кормлю тебя, забочусь о тебе и хорошо к тебе отношусь, так как же ты можешь быть одна? — Он повторяет вопрос, и по тону его голоса я слышу, что он, похоже, действительно не понимает. Это смущает меня так же сильно, как мое заявление, кажется, смущает его, и мы долго смотрим друг на друга, тишина сгущается по мере продолжения.

Александр внезапно щелкает пальцами, плавно вставая.

— Ванна, малыш. Это то, что тебе нужно. — Он направляется в ванную, прежде чем я успеваю сказать хоть слово, включает свет, и мгновение спустя я слышу плеск горячей воды из кранов.

— Я не думаю… — Я начинаю протестовать, когда он возвращается, но он прикладывает палец к моим губам, его руки уже движутся, чтобы расстегнуть пуговицы на моей пижаме.

— Ванна приведет тебя в порядок. — Он быстро и эффективно снимает с меня одежду, поднимает меня, как будто я ничего не вешу, а я почти ничего и не вешу, и несет в ванную так же, как он сделал в тот первый день, когда я проснулась здесь.

Это немного успокаивает, как знакомый вкус, так и тепло воды с цветочным ароматом, когда он опускает меня в нее, и я чувствую, как паника сна отступает. Мне неприятно признавать, что он был прав, но я чувствую, как мои мышцы расслабляются, тепло проникает в кости, когда я расслабляюсь в ванне.

— Вот так, — говорит Александр с довольным выражением лица, садясь на табурет рядом с ванной. Его глаза, как обычно, не задерживаются на какой-либо определенной части меня, и я ловлю себя на том, что мысленно возвращаюсь к предыдущему ужину, к тому, как его пальцы касались моих губ, как напряглось мое тело, когда он кормил меня, к ощущениям, покалывающим кожу.

Это напомнило мне о том, что я почувствовала, когда он впервые привел меня сюда искупаться.

— Если Иветт не проводит ночь с тобой, то кто проводит? — Осторожно спрашиваю я. Я не могу выбросить из головы ее упоминания о других девушках, других домашних питомцах, и я также не могу избавиться от того, как она смотрела на него. Я могла ощутить ее ревность, когда она осязаемо осматривала меня и прикасалась ко мне. Я также не могу забыть, как Александр сказал, что я принадлежу ему, когда стоял в дверях, спасая меня от нее.

Он также спас меня от Алексея. Возможно, нетрадиционным способом, но он спас меня. Я понятия не имею, что было бы со мной, если бы я осталась в руках Алексея.

— Это не твое дело, — коротко отвечает Александр, но что-то в том, как он это говорит, подсказывает мне, что нет никого. Я думаю о нем наверху, в его постели, в полном одиночестве. Я снова думаю о том, как покалывало мою кожу, когда он положил кусочек круассана между моих губ, о вкусе шоколада и о прикосновении его пальцев к моему рту.

Прежде чем я могу остановить себя, я тянусь к его руке, мои пальцы обхватывают его запястье, когда я притягиваю его к себе, прижимая его ладонь к своей груди. Что-то пронзает меня, когда я чувствую, как его рука касается моего соска, прилив тепла, который разогревает мою кровь и заставляет мои бедра сжиматься вместе, а сердце учащенно биться в груди. Рука Александра задерживается на долю секунды, на его лице выражение чистого изумления. Затем он вырывает руку из моей хватки, вода расплескивается и он отшатывается.

Боль мгновенно вытесняет желание, которое я испытывала, моя грудь ноет от чувства отверженности, хотя я знаю, что не должна так себя чувствовать. Я даже не должна хотеть его, но я хочу, и я чувствую, как слезы мгновенно наворачиваются на глаза, когда он отшатывается от меня.

— Значит,