Она перевела взгляд на Девинтер.

– Подходит вам такая версия? Соотносится она с теми заключениями, которые у вас есть на данный момент?

– Да. В принципе, соотносится. Хотя мы не имеем возможности определить, подвергались ли они связыванию, поскольку на запястьях и лодыжках нет признаков повреждений или борьбы. И нет решительно никаких способов подтвердить факт изнасилования.

– Это версия. Дайте мне знать, когда проведете на других останках этот свой диорамный тест.

– Диатомный.

– Да, точно. И еще дайте мне знать, если планируете снова посетить место преступления. Расхожая фраза о том, что преступника тянет на место преступления, родилась не без причины. Пока, Моррис.

После ухода Евы с Пибоди Девинтер глубоко вздохнула.

– Да… Неприятное ощущение. Когда тебе вот так наглядно расписывают убийство – как будто сам убийца рассказывает.

– Это ее особый дар.

– Я умею их видеть, жертв. Смотрю на кости, а вижу живых людей. Как они жили, как умерли. Но я бы не хотела мыслить как их убийца.

– Способность мыслить как убийца помогает ей его искать.

– Остается порадоваться, что это не моя работа.

– И она их тоже видит, Гарнет. Видит убитых – как ты и я.

Как раз сейчас, следуя путаными коридорами к выходу, Ева их видела – тех, чьи лица уже были ей известны.

– Надеюсь, ты права насчет транквилизаторов, – сказала Пибоди. – В таком случае им было бы не так больно и не так страшно.

– Лейтенант!

Ева остановилась и обернулась – по широкой лестнице, ведущей на нижний этаж лаборатории, к ней вперевалочку – иначе не назовешь – шагала Элси Кендрик.

– Хорошо, что я вас застала! Я сделала еще двоих. – Она протянула диск и флешку. – К концу дня, думаю, будут готовы еще две.

– Быстро работаешь!

– Вчера вечером поставила на несколько часов в автоматический режим, а сама спать легла. – Она круговыми движениями погладила свой необъятный живот. – Мне еще ни разу не приходилось столько делать по одному и тому же делу. Они у меня из головы не выходят. Вы мне пошлете их имена, как вначале? Мне нужно знать, как их звали.

– Узнаешь, как только мы их вычислим. Молодец! Спасибо тебе!

Она протянула Пибоди диск, а сама на ходу рассматривала новые лица, сконструированные компьютером.

– Этих двух я знаю. Они числились пропавшими. Открой файл, что я тебе посылала. Они обе там.

И еще у двух красивых девочек появились лица и имена.

Ева вернулась в Управление, прошла в свой кабинет и поместила два новых лица с именами себе на информационную доску. Обе сбежали из дома, причем одна, Лярю Фримен, только-только вышла из колонии для несовершеннолетних, где отбывала срок за кражу, а вторая, Карли Боуэн, после того как родители были лишены прав, кочевала из одной приемной семьи в другую.

Пробегая глазами досье, Ева думала, насколько типичны обе эти истории. Короткая, тяжелая жизнь, большая часть которой прошла на улице.

Ни одна из этих девочек не числилась ни в Обители, ни в БВСМРЦ.

Тем не менее это не значило, что между ними и этими заведениями не было никакой связи. Беспризорные подростки сбиваются в стаи, подумала она и стала искать возможные пересечения и совпадения. Сперва компания, потом – банда, но, даже если не заглядывать так далеко, дети улицы – как любые дети – в любом случае тяготеют к обществу себе подобных.

Шелби и Лярю побывали в колонии – не вместе, отметила она, однако… Вот оно!

У обеих был один и тот же инспектор в органах опеки. Теперь эта Одель Хорвиц в системе опеки уже не работает, но в этом нет ничего необычного, подумала Ева, поспешно схватив кружку с кофе, пока машина выдавала новые данные.

Социальные работники выгорают быстрее спички.

Хорвиц, сорок два года, второй брак, один ребенок. В настоящее время – управляющая цветочным магазином в Верхнем Истсайде.

Может, она что-то вспомнит, может, нет, но попытаться стоит. Ева взяла в руки телефон.

Она закончила разговор и уже потянулась за пальто, когда в дверной косяк негромко постучался Бакстер.

– Есть минутка, босс?

– Минутка есть.

Он вошел. Ботинки, как всегда, были начищены до зеркального блеска. У этого детектива гардероб скорее соответствовал Уолл-стрит, чем Убойному отделу, но, несмотря на замысловатые наряды, она знала, что на него всегда можно положиться.

– Нам с Трухартом вчера выпало одно дельце. Двойное убийство возле театра. Поножовщина.

– Да там у них прослушивания всегда бойней заканчиваются.

Он рассмеялся.

– Смешно, что ты об этом сказала, потому что это именно так и выглядит.

Он вкратце обрисовал двух актеров, претендующих на одну и ту же роль в новой постановке. Теперь один из них вместе со своей сожительницей лежат в морге.

– У второго алиби железное. Он был на сцене, играл Джино в новой версии «Вестсайдской истории». Рецензии на спектакль неоднозначные, но факт тот, что порядка двухсот зрителей в момент убийства любовались, как он отплясывает с Акулами.

– Там у них что, акулы на сцене пляшут?

Он засмеялся, но быстро понял, что она не шутит.

– Там две соперничающих банды, «Акулы» и «Ракеты». Это типа «Ромео и Джульетты», только все происходит в Нью-Йорке. Противоборствующие банды, первая любовь, насилие, дружба и верность, пение, танцы. Мюзикл, одним словом.

– Да уж, что верно, то верно, уличные банды всегда, прежде чем начать разборку, кидаются в песни и пляс.

– Тебе надо спектакль посмотреть, иначе ты не поймешь.

– Хорошо. Значит, конкурент убитого чист. Повезло?

– Мы приглядываемся к его полюбовнику. Уверяет, что, пока шел спектакль, все время находился за кулисами, и если это так, то он тоже не при делах. Есть несколько человек, которые вроде его там видели. Но пьеса идет два с лишним часа, и за это время он вполне мог ненадолго и выскочить. Мы проверили по секундомеру. От театра до места преступления пять минут ходу. Если пробежаться, то вдвое меньше. Приводов у него не было, орудия убийства мы не нашли, свидетелей тоже. Камер наблюдения там нет. Место – что-то вроде помойки. Но мое нутро, нюх – да что там, моя накачанная задница и то говорит мне, что это его рук дело.

– Так берите его и трясите!

– Это я и собираюсь сделать. Хочу Трухарта на него напустить.

Офицера Трухарта Ева глубоко уважала, хотя на нем все еще висели несколько выговоров.

– У тебя ни свидетелей, ни оружия, неплохое алиби, но ты хочешь, чтобы Трухарт заставил парня признаться, что он порезал двух человек, только чтобы его дружок получил роль в пьесе?