чего она не произошла, желаю видеть своей наследницей и главой славного рода Соболевых свою внучку — Варвару Викторовну Соболеву. В случае её преждевременной смерти я желаю видеть своим наследником её старшего ребёнка. Если моя внучка Варвара Викторовна Соболева умрёт бездетной, то я желаю видеть своим наследником своего сына Виктора Григорьевича Соболева, которому я, после моей смерти, дарую своё отцовское прощение и возвращаю тому семейное достоинство. Если же и мой сын будет к тому моменту мёртв, то я оставляю за остальными членами рода Соболевых право выбрать себе главу. Перед лицом Бога и бога-тотема, Великого Соболя, покровителя нашего рода, клянусь никогда не изменять этот пункт моего завещания. Да будет такой моя воля, отсюда и навсегда”.

Мышкин закончил свою торжественную речь в звенящей тишине, которая воцарилась в зале в тот момент, когда за его спиной начали появляться огненные буквы.

— Как вы понимаете, дамы и господа, — добавил в тишине Мышкин, — эта часть завещания дополнительно скреплена как подписью самого покойного князя, так и двух свидетелей.

В подтверждение его слов на потолке появился сначала соболь, не мой белоснежно белый с красной полосой, а обычный, и сразу два двуглавых орла. Иссиня-чёрный и белоснежно-белый.

Собравшиеся тут же зашептались, вроде бы и тихо, но голосов звучало так много, что зал буквально наполнился шумом.

И я их понимал. То что свидетелями последней воли покойного князя были императоры стало сюрпризом для всех собравшихся.

Я уже было подумал, что на этом любые поползновения противников Варвары закончатся, и никто не рискнет выступить против. Но нет.

Когда Мышкин закончил, на минуту все как будто замерли, а потом сразу с трёх сторон зала раздались голоса. Они были разные, но смысл слов один.

— Я не согласна с завещанием князя и готова его оспорить согласно традициям, — буквально кричала Шапокляк. Ей вторил голос франта.

— Да, всё верно! Я тоже не согласен! Долой-долой! Надо всё решить, как это делали наши предки. Нам нужен достойный лидер рода!

Но всех их перебил голос седого:

— Божий суд! Я требую божий суд! Есть более достойные, чем Варька! Божий суд!

И франт, и Шапокляк в это время смотрели на меня. Было видно что они одновременно и боятся седого и надеются на меня.

Слыша истеричные возгласы своих родственников Варвара буквально потухла. Если до этого она еще пыталась улыбаться, то сейчас от этой недавно гордой красавицы не осталось и следа, она превратилась в маленького испуганного ребёнка.

Ладно, мальчики и девочки, пора заканчивать этот балаган.

Едва я встал со своего места, как на меня с нескольких сторон обрушились ментальные удары, не те что превращают тебя в насекомое, вовсе нет. Они били в меня стараясь склонить на свою сторону.

“Мы договорились”, — шептал в моей голове голос Шапокляк. Её перебивал франт: “золото, много золота, помни об этом”. Но сильнее всего звучал голос седого: “Уйди в сторону, всё что они тебе обещали ерунда. Поддержи меня своим бездействием”.

Ну уж нет! Не на того напали, господа манипуляторы. Я и так не собирался вас поддерживать, никого из вас. А теперь и подавно! Я никому не позволю залезать мне в голову!

Слегка покачиваясь я выпрямился, вызвал в своём сознании образ соболя и обратился к нему:

— Давай, приятель, помогай.

И тут же моё сознание стало чистым, как будто возникла хрустальная стена, через которую уже не могли пробиться эти щупальца.

Подойдя к адвокату я громко, так чтобы меня слышали не только те кто сидел в этом зале, но и персонал поместья с десантниками генерала Медведева сказал:

— Я, будущий протектор рода Соболевых, кавалер ордена Белого и Черного орла, граф Российской Империи Алексей Васильевич Соболев, говорю. Слушайте меня и молчите. А когда я закончу говорить, то пусть несогласный со мной встанет и скажет.

В тот момент мне казалось, что мой голос был чистой, ничем не замутненной и концентрированной силой.

Едва он зазвучал, как все противники Варвары замолчали и уставились на меня.

— Покойный князь Григорий изложил свою волю в этом документе, — я повернулся и показал на стену где все еще горели огненные буквы, — и я, единственный анимаг рода Соболевых, подчиняюсь воле князя Григория.

Сказав это я сконцентрировался, и, через секунду, перед всеми собравшимися стоял белый соболь с пурпурной полосой на плече.

— Я признаю Варвару Соболеву главой нашего Рода, — продолжил я уже в своём зверином обличии. Она будет нашим лидером. Если кто-то хочет бросить ей вызов, то пусть встанет и заявит о своих притязаниях. Но скажу сразу, вместо Варвары буду драться я.

Моя речь заставила всех замолчать, и воцарилась тишина. Я обвел взглядом всех Соболевых и снова сказал:

— Кто готов выступить против Варвары и меня, пусть выйдет сейчас или замолчит навсегда. Решайте, члены славного рода Соболевых, я жду.

Честно сказать, я надеялся, что этого хватит. Но нет, раз уж эти люди собирались пойти даже против воли императоров, то и мои слова их не остановили.

— Я готова, — взвизгнула Шапокляк.

— И я готов, — ответил франт.

— Я возьму то что принадлежит мне по праву, — это седой вскочил со своего места.

Ничего себе! Какие смелые ребята! Не побоялись выступить против анимага. Но ладно, слова сказаны и поздно давать заднюю, да и в любом случае я и не собирался этого делать.

— Решено, — сказал я, — кидайте жребий, кто будет первым. И пусть боги и Бог рассудят нас. DIxi.

Глава 17

Мои слова стали сюрпризом и для Шапокляк, и для франта. Еще бы! Они были уверены, что обо всём со мной договорились, а тут такой облом. Но что поделать господа? Ни с Марией Николаевной, ни тем более со своим тезкой, я не скрепил договоренность так как положено, с призывом тотемов. А раз этого не было, то слова остались словами.

А вот седой, наоборот, казалось, даже удовлетворен моими словами. И его реакция, как он довольно кивнул, заставила насторожиться.

Но, так или иначе слово, было сказано, и сейчас я, как и Варвара, ждали ответа от наших родственников.

И именно Последний был из этих троих самым опасным, во всяком случае, так мне казалось, уж слишком спокойно держался седовласый в тот момент, когда я сказал, что буду защищать интересы Варвары в поединке.

Первой очухалась Шапокляк. Она сбросила с себя