Он привык бояться темноты. Впрочем, вся его жизнь состояла из страха. Дневное солнце могло обжечь кожу. Ночная тьма выпускала на волю жутких тварей. Страшили конкуренты и Великие Поводыри, что сурово наказывали за ослушание. Его пугали и растения. Но в этих краях, похоже, они не таили большой опасности, что было совершенно необычно для восприятия молодого каннибала, слышавшего о таком мире лишь из рассказов старших «братьев», помнивших еще другую эру. Что ж, если здесь, в этом затерянном среди недружелюбных и бесконечных вод краю земли действительно сохранился осколок того древнего мира, который исчез незадолго до его рождения, то становится понятным, почему Великие Поводыри хотят здесь закрепиться. Но только на данный момент проявились две проблемы, мешающие замыслам Великих. Это гигантские медведи и местное население, которое вопреки предположениям, не так уж и изнеженно благополучием окружающей среды. Они способны давать отпор. Что ж, тем более сладостен будет пир во славу победы, когда лучшие воины из местных жителей станут на нем главными блюдами. А оставшись без своих сильных «братьев», другие местные легко обратятся в рабов и закуску. Конечно, среди порабощенных слабаков будет много женщин и детей. Молодой каннибал предвкушал скорую победу. Ведь они всегда побеждали племена, в которых царило абсолютное непонимание того, насколько величественна идея поедания своих врагов и своих павших «братьев». Судя по всему, здесь живут такие же отсталые и примитивные люди, как и всюду, где употребление в пищу себе подобных считается чем-то неприемлемым. Слабые люди всегда слабы к принятию нового. Но ОНИ, под водительством Великих Поводырей, заставят их принять новый мир, в котором тебе дозволено все, если ты способен отстоять свое право на все любой ценой. И они непременно победят местных. И получат живущих здесь женщин и детей, которых молодому каннибалу не терпелось отведать во всех смыслах.

С этой мыслью он стал подниматься обратно к дороге, цепляясь руками за торчащие в крутом и размытом большой волной склоне корни перекошенных или вовсе упавших деревьев. Обрыв у берега был более пятнадцати метров в высоту и постоянные движения по этому маршруту порядком надоели. Но он был самым молодым из тех в его группе, что уцелели после атаки медведя. Приходилось мириться с тем, какая неблагодарная работа ему поручена. Выше уже был более пологий спуск к обрыву, и здесь уцелело куда больше растительности, на которую каннибал все еще поглядывал с опаской. Но этот густорастущий высокий кустарник и искривленные деревья, похоже, не таили тех опасностей, с которыми ему уже приходилось сталкиваться в других уголках мира.

Однако, смертельная опасность все же подстерегала незваного гостя камчатской земли. Чья-то рука скользнула под его левой подмышкой и крепко сжала ему рот, не дав возможности вскрикнуть. Вторая рука нападавшего сжимала боевой нож, владелец которого безошибочно вонзил острие в уязвимую область спины, пронзая которую сталь с легкостью достигла сердца. О разрушении сердечного органа бесшумному убийце сообщила характерная судорога жертвы. Для надежности, Сапрыкин слегка покрутил рукоять ножа, продолжив разрушать внутренние органы каннибала, и осторожно, дабы не издавать лишних звуков, опустил тело на землю. Все это заняло не более трех секунд, по истечении которых Евгений Анатольевич бесшумно поднялся выше по склону, пока остальные пришельцы не стали хорошо видны.

До них шагов сорок, и Сапрыкин, державший в руках теперь не нож, а «Винторез», мог хорошо видеть каждого. Или, почти каждого. Один «клоун» куда-то пропал, и это беспокоило майора. Он продолжал слушать их разговор, пытаясь разобрать хоть слово. Но язык неизвестных разукрашенных людей продолжал оставаться загадкой. Фразы были короткими, содержали мало интонаций. Из слов были будто выдраны приставки и окончания, оставляя слуху лишь подобия корней и суффиксов. Некоторые слова вообще больше походили на какие-то гортанные рычания. Ну и, конечно, внешний вид. Эти люди мало чем отличались от тех, с кем ему и Джонсону уже довелось сегодня столкнуться в Петропавловске. Различия были только в том, какими красками, татуировками и шрамами «украшали» эти «клоуны» свою кожу. Особенно на лице.

Снова какой-то непонятный разговор и взгляды в сторону бухты. Похоже, они заметили долгое отсутствие того, что недавно пал от рук Сапрыкина. Даже стали звать его. Это карканье, похоже, и есть имя того мертвяка…

Евгений не спешил пускать в ход свой бесшумный «Винторез». Он точно знал, что врагов пятеро. Один уже мертв. Один стоит с ручным пулеметом и глядит по сторонам. Двое разделывают тушу медведицы. Не хватает еще одного. Где он? Тем не менее, пора уже что-то делать. Сейчас легкое беспокойство, вызванное отсутствием убитого ножом «красавца», перерастет в настоящую тревогу и те двое мясников потянутся за своими автоматами. Ждать больше нельзя…

Охранник опрокинулся на землю после того, как в височную область его обезображенной различными художествами головы вошла девятимиллиметровая пуля. Следующий каннибал упал навзничь, сраженный пулей еще до того, как он понял, что с охраняющим их подельником что-то произошло. У третьего было чуточку больше времени, и он бросился к лежащему рядом оружию. Пуля попала ему в шею.

– Халтуришь, Женя, – проворчал недовольный таким выстрелом Сапрыкин и тут же сделал следующий. Теперь уже точно в голову.

На дороге воцарилась тишина. Евгений прощупывал взглядом заросли вокруг, в надежде заметить хоть какой-то признак последнего «клоуна». Но тот ничем себя не выдал. Тогда Сапрыкин медленно двинулся в сторону своих жертв. Прислушиваясь к окружающему миру и стараясь уловить еще какие-нибудь запахи, кроме того липкого и неприятно сладковатого смрада, что источала обильно пролитая здесь кровь, он осторожно делал шаг за шагом. Евгений уже миновал то место, где лежало тело охранника, и подошел к жуткой точке разделки человеческих тел и медведицы, как вдруг из ближайшего кустарника на него буквально выпрыгнул кто-то. Это был пятый каннибал. Оказавшись сбитым с ног, Сапрыкин попытался сохранить равновесие и не упасть. Но сделать это со своим рюкзаком за спиной было не так-то просто. Он успел пожалеть, что не снял его и не спрятал где-нибудь в кустах, а когда все-таки упал, и твердые предметы в рюкзаке больно впились ему в спину, он успел пожалеть об этом еще раз.

Враг навалился сверху, пытаясь во что бы то ни стало выдавить Евгению глаза, чтоб после этого можно было спокойно взять упавший на землю «Винторез» и добить седого старика, посмевшего бросить вызов «несокрушимым детям Великих Поводырей».

Теперь Сапрыкину некогда было размышлять о том, какие ошибки он допустил, и как же так вышло, что в один и тот же день, одни и те же недоноски свалили его с ног уже дважды. Теперь надо просто выжить. Как-то мельком, почти на автоматизме, он понял, что напавший на него враг был женщиной. Точнее, существо женского пола, ибо ничего женственного в этой пучеглазой, кривозубой и разукрашенной как какая-нибудь стена в неблагополучном районе какого-нибудь города бестии не осталось уже давно. А может, и не было никогда. Однако, при всем при этом, она оказалась довольно сильна. Не сумев сбросить ее с себя и вырваться из крепкой хватки, майор резко мотнул головой, пытаясь хотя бы не дать пальцам ее левой руки добраться до его глазных яблок. Сделать это не совсем удалось, но как только Сапрыкин почувствовал, что в результате его движения большой палец дикарки провалился ему в рот, он не задумываясь и со всей силы сомкнул челюсти, затем снова резко дернул головой. Жуткий визг дикарки едва его не оглушил. Она отдернула руку, и теперь все ее внимание было сосредоточено на жуткой боли. Сапрыкин теперь смог ее сбросить в сторону и выплюнуть ей в след откушенный палец. Затем выхватил из ножен холодное оружие, которым недавно прикончил первого врага из этой группы. Все, что теперь нужно, это перерезать твари глотку, но вдруг все в этом мире померкло, и он видел только поднимающийся ствол собственного «Винтореза». Уже не надеясь пронзить врага ножом до того, как она произведет роковой выстрел, он в отчаянии рванулся к женщине.