– Конечно, – повторил я все с тем же ледяным спокойствием. – Я засунул его между стеной и холодильником. И еще я сыпал перец в клетку, когда ее чистил. Я хотел, чтобы эта тварь однажды задохнулась. И это я выбросил Милу и Кешу в окно.

– Тогда зачем ты вообще купил Милу? – удивилась она. – Это как-то нелогично.

– Почему же нелогично? Я хотел, чтобы твой домашний любимец сдох на вершине своего счастья. Вот радость мелькнула в его жизни. И бац! За окно!

– Какая же ты сволочь! – прошептала Мила. – Пошел вон!

Я уже собрал сумку, когда мы услышали тихий, но настойчивый стук по стеклу. За окном на водосливном отсеке сидел Кеша. Он был не белый, а седой от снега, покрывшего его перышки, и жалко просил впустить его обратно.

– Кеша! – завопила Мила, открывая окно.

Попугай влетел в комнату, описал круг возле меня, долбанул в темя и уселся на шкаф почиститься.

– Может быть, и Мила вернется? – затрепетала Мила.

– Она не вернется. Я случайно повредил ей крылышко.

Мила оделась и бросилась во двор.

– Если ты что-то сделаешь с Кешей, я подам на тебя в суд! – крикнула она.

Закинув сумку на плечо, я подошел к Кеше. Убийца смотрел на меня равнодушно…

– Ты победил, – признал я.

«А ты думал, будет иначе? – спросили его желтые глаза. – Я тебя предупреждал: пошел вон, пьяное чудовище! Ты не рассчитал свои силы, приятель! Ты решил: вот маленькая птичка, ну что она может? Но я сильнее тебя. И я – это ты».

– Прощай же, любимец богов, – сказал я, – в другой жизни я буду лично жарить тебя на вертеле.

Вернулась Мила с трупиком Милы. Значит, кошки проспали свой ранний завтрак. Жалко!

– Замерзла, – прошептала Мила, глядя мимо меня и брезгуя прикоснуться ко мне даже взглядом.

На улице я все-таки не выдержал и набрал номер Милы. Она не ответила. Я зашвырнул телефон за забор ближайшей стройки и пошел куда глаза глядят, а глядели они на горящие цифры «24». Я взял дешевый коньяк…

Когда я купил новый телефон с симкой, то понял, что не помню номера телефона Милы. Не помню, как найти ее дом. Вообще ничего не помню…

– Скажи, – задумчиво спрашивает Вика, – то, что ты тогда наговорил Миле про себя и попугаев, это правда?

– Страшная история? – интересуюсь я.

– Это зависит от ответа на мой вопрос.

– Не знаю. Все могло быть. Ночью на кухне никого, кроме меня и попугаев, не было. Я оставил режиссеру самому выбрать финал для сценария.

– А режиссеру сценарий понравился?

– Да! Он сказал, что я Хичкок! Что я выше Хичкока!

– И он снял этот фильм?

– Нет, конечно… Он сказал: гениальный сценарий, старик! Но где я найду тебе попугая, который это сыграет?

– Иди спать!

Осторожно опускаю собачку на пол, встаю и отправляюсь в свою спальную комнату. Спиной я чувствую на себе взгляд Вики. И он мне не нравится.

– Папик, – спрашивает Вика, – а как звали твоего героя?

– Иннокентий, конечно, – отвечаю я. – Спокойной ночи!

С моим сном происходит какая-то чертовщина. Он меняется стремительно, но скачками. С ним происходит то же, что бывает с иглой на старой заезженной грампластинке, когда она застряла на одной канавке и бесконечно повторяет начало строки какого- нибудь романса: «Отвори поскорее калитку… Отвори поскорее калитку…» И вот вы пугливым касанием подушечки указательного пальца трогаете головку звукоснимателя, чтобы поощрить иглу к движению вперед, но она, вместо того чтобы попасть в следующую канавку, начинает скользить по пластинке к центру и – вж-ж-жик! – проигрывает весь романс за одну секунду, так что ни слова нельзя понять.

Я снова оглядываюсь и вижу, что за мной идут пять человек. Две девочки и три мальчика. Они идут в связке. Альпинистская веревка закреплена на карабинах, схватывающих страховочные обвязки на груди. Впереди идет мой заместитель, самый сильный участник в группе. Кажется, кроме горного туризма он занимается еще и самбо. Надежный парень, не помню, как его зовут. За ним девочка, мальчик, девочка, мальчик. Последний – самый слабый.

Я с ними не связан и ушел довольно далеко от группы в азарте охоты на перевал. Это неправильно и окажется моей роковой ошибкой. Но я рвусь на перевал! Я хочу его, как любимую женщину после долгой разлуки.

Все пятеро в черных очках и масках, закрывающих нижнюю часть лица. Это чтобы не ослепнуть от солнца и чтобы не сгорели губы. Губы – самая уязвимая в горах часть лица. Если не закрыть их от солнечного излучения, они лопаются посередине, несколько раз в одном месте, и появляется «альпийская розочка». С ней трудно говорить и очень больно смеяться.

Эти пятеро похожи на грабителей. Или на китайских туристов, которые боятся заразиться гриппом. С набитыми рюкзаками и нахлобученными на голову капюшонами, они похожи еще на колобков, которые и от дедушки ушли, и от бабушки ушли, а теперь не знают, куда идти, и послушно катятся за мной. Они много на кого похожи, только не на спортсменов. Горный туризм – не спорт. Горный туризм – это образ жизни. Кто-то его принимает навсегда, а кто-то примеряет один-два раза, чтобы потом, уже в зрелом возрасте, вспоминать с ностальгической улыбкой.

Я их люблю, они меня тоже. Пожалуй, они меня даже боготворят. Так всегда бывает в первом походе. Я их собирал. Я их тренировал. Вывозил на ночевки в загородный лес. Показывал, как вести себя в лавине, – с таким видом, будто сам в ней побывал. Сначала нужно пытаться плыть, как в воде, стараясь держать голову на поверхности. Когда плыть уже бесполезно и снежная волна накрыла тебя с головой, постарайся принять позу эмбриона, чтобы потом, когда лавина остановится, руками и ногами рывком освободить вокруг себя как можно больше воздушного пространства. Это я знаю в теории, а детям показываю, как делать на практике. «Группа моя, смотри на меня!» Они повторяют за мной на лесной поляне эти нелепые движения. «Группа моя, смотри на меня!» Повторяют. «Группа моя, плюй на меня!» Вытаращили глаза, но через несколько секунд уже хохочут-заливаются, особенно девочки. Девчонки соображают быстрее пацанов.

Но все это я вспоминаю уже проснувшись, а во сне успеваю только заметить, что за мной идут пять человек – две девочки и три мальчика, похожие на фантомасов… И – вж-ж-жик! – игла соскальзывает к центру пластинки, и я опять в пастушьем балагане. Я сплю и знаю, что сплю. И опять боюсь не проснуться. Кричу, но не слышу своего крика. «Успокойся, успокойся! Это всего лишь сон!»

Воскресенье. Утро. Морозный, солнечный день.

Когда мы гуляли в парке, Лиза шуганула здоровенного добермана, который кинулся от нее и потащил за собой хозяина, чуть не свалив его с ног. «Вы бы гуляли со своим уродцем где-нибудь в другом месте! – крикнул он мне. – Разве вы не видите, что собаки пугаются ее вида?» – «Социализация инвалидов – одна из основных задач гражданского общества, – парировал я. – Лиза, вперед!»