Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какой странный логин у адресата письма, которое я, конечно же, читать не буду: dasha_1991. Очень похож на мой: kesha_2005. Но мой-то объясним. В 2005 году я издал свой первый роман и мою почту буквально обрушили журналисты, как и телефон, номер которого они добывали по каким-то своим тайным каналам. Мне пришлось поменять номер телефона и адрес электронной почты. Но в 1991 году электронной почты в России еще не было. Откуда же взялся такой странный адрес?
Проклятый экран все горит. Когда он погаснет, клянусь, я не прикоснусь ни к одной из его клавиш. Но пока экран горит, я просто не могу от него оторваться.
Какой странный логин у отправителя письма: lubovnoe_chtivo. Это значит, что Вика завела почтовый ящик не раньше, чем полгода назад, когда поселилась у меня и устроилась в издательство Игумнова. Кстати! Я никогда не задумывался над тем, почему эти два события буквально совпали.
Горит, проклятый!
Ну, значит, судьба.
Милая Даша, как же я соскучилась!
Нет, я не подлизываюсь, я действительно очень- очень соскучилась! И ты напрасно ругаешь меня и обзываешься разными нехорошими словами.
Пойми, Дашутка, жизнь в Москве дорогая. Я ведь живу с известным писателем, я не могу ходить в обносках. Да, я купила шубку! Да, она дорогая!
Да, это Пингвинчик дал мне деньги. Да, я вынуждена иногда бывать у него… спать с ним, когда его жена ложится в больницу, а он старается отправлять ее туда как можно чаще. Он противный! Он липучий, как жвачка! Но что делать? Брать деньги у Иноземцева я не могу. И объяснить тебе, почему не могу, тоже не могу.
Значит, все-таки Варшавский? Господи, как это просто! Вика устроилась на работу через постель. Зная это, Игумнов тоже захотел отломить себе сладкий кусочек. И наверняка отломил бы, но, видимо, Верунчик помешала, а потом еще и насплетничала Варшавскому. Тот устроил в кабинете Славы скандал, а я попал под раздачу. Потом мы с Игумновым сочинили театральный спектакль для Верочки…
Господи, каким же идиотом я выгляжу в их глазах! Девочка живет со мной, а развлекается с ними. Каким дураком я выгляжу в ее глазах. Самоуверенный индюк!
Да, шубка… Ну и кретин же я! Ведь в «Пушкине», когда Пингвиныч с Викой уходили и он помогал ей одеться, я обратил внимание, как смотрели на ее шубку две сидевшие недалеко от меня дамы – из тех, что ходят в дорогие рестораны выпить чашечку кофе, потому что на что-то серьезное денег не хватает, а посещать иногда дорогие рестораны нужно для повышения самооценки. Как у них вспыхнули глаза от одного вида этой шубки! Но я был уже настолько пьян, что не придал этому значения.
И вообще, Даша, называть свою дочь проституткой!.. Ну давай я назову тебя тряпкой! Потому что ты и есть тряпка. Ты была ей всегда, сколько тебя знаю. Давай напомню тебе, что ты никогда не любила Игоря…
Игорь – это кто?
…а уж как он любил тебя! Не знаю, Даша, что хуже, быть проституткой или женой и матерью, которая всю жизнь лгала в глаза мужу и дочери?
У меня такое чувство, что я читаю любовный роман.
Хотя Игорю ты не лгала. Лгали вы мне, оба. С ним ты поступила еще хуже, ты не скрывала от него правды. И это было жестоко, очень жестоко!
Конечно, роман!
Ты называешь паскудством, что я иногда обслуживаю старого мужика. А жить так, как мы живем после смерти Игоря, – это не паскудство? На твои пятнадцать тыщ корректорских?
Кажется, она говорила мне, что ее мать старший редактор.
Я тогда написала тебе, что женю на себе Иноземцева, и я это сделаю! Он уже разводится со своей женой.
Я ей об этом не говорил… Макс?! Болтун!
И ты перестанешь слепнуть над этими идиотскими текстами. Но мне трудно, очень трудно, Дашенька, милая… Он очень непростой человек. Иногда мне хочется его убить!
Взаимно, Вика, взаимно!
Вот взять молоток и треснуть по его надменной башке! Как часто я представляю себе это.
О господи, с кем я живу?
Дашечка, бесценная моя, прости меня! И поверь, я знаю, что делаю. Не знаю, почему так вышло, но я в сто раз умнее и практичнее тебя и Игоря.
Кто б сомневался!
Потерпи, дорогая, и не осуждай меня. В конце концов, я могла бы и не говорить тебе про Пингвинчика. Но мы с тобой подруги или кто? Нет, ты скажи мне, подруги или кто? Извини, считать тебя полноценной матерью я не могу. Конечно, не ты в этом виновата, а он, который жестоко поплатится за это! Но сперва нужно женить на себе Иноземцева.
Он выключил душ! Сейчас выйдет. Заканчиваю письмо. Сегодня мне ехать к Липучке.
Вот интересно: когда Варшавский при мне называл ее котенком, о чем думал этот старый кот? Я заметил, как при этом сузились каштановые глаза Вики. Как две щелочки. Ну да, он мечтает о том, чтобы я выгнал девочку. Он снимет ей квартиру… Но почему бы не сообщить мне об этом прямо? Хотя я его понимаю. Викин характер… Он знает или догадывается, что она играет двойную партию на двух досках. Играет рискованно, но она вообще такая. Он боится ее в этом случае потерять. Самое ужасное, что того же боюсь и я.
Сигнал домофона. Но я никого не ждал.
– Кеша, впусти, я забыла ноут и ключи!
Вика…
Сейчас она войдет и увидит включенный ноутбук. И конечно, поймет, что я прочитал письмо. Что ж, может, это и к лучшему. Рубить хвост надо в один прием.
Открываю входную дверь, сажусь перед ноутбуком и жду. Когда Вика, тяжело дыша, влетает в прихожую, экран тут же гаснет, и я быстро захлопываю крышку.
– Не стала ждать лифта, – задыхаясь, говорит Вика, – а дыхалка стала никакая. Это, наверное, от того, что курю.
– Бросай, – говорю, – пока еще не поздно.
– Обещаю, в новом году брошу. Без пяти двенадцать выкурю последнюю сигарету. После боя курантов с тобой будет жить уже некурящая девушка. Ты доволен мной, Кеша?
– Конечно, – говорю я. – Ты все еще едешь на дачу с Максимом? Ты же опоздала на электричку.
– А-а, ерунда! – смеется она. – Они подождут меня на вокзале до следующей. Приятель Максима, который должен был закупить выпивку, не приехал. Так что пока я сюда, они – в магазин. Так, ноут и ключи… Память стала ни к черту.
Бросает в рюкзачок ноут, ключи и бежит в прихожую.
– Ты забыла выключить.
Застывает, поворачивается ко мне.
– Что?
– Ноут.
Возвращается в гостиную, подходит и смотрит на меня в упор.
– Откуда ты знаешь? Ты в него что, смотрел?
Хочется крикнуть: «Смотрел! И читал твое письмо! Пошла вон, сука! И – никогда ко мне не возвращайся!»