— Сколько бы я тебя ни трахал, мне будет мало. Понимаешь? Я буду в ярости от этого. И часто в плохом настроении… Однажды я убью тебя из-за того, что не смогу насытиться тобой… ты понимаешь, моя маленькая Несси? Я не нормальный, моя девочка… Я никогда на тебе не женюсь. И у нас никогда не будет детей. Потому что я убью и их. И бывают моменты, когда мне всё равно кого трахать… Ты понимаешь, Несси? Я ведь даже по улице не хожу больше двадцати шагов — только от дома до парковки…

— Никита…

— Беги от меня, Несси. Меня надо держать в клетке. И этот дом… — он чуть заметно качнул головой, — и есть моя клетка. Я сделал ошибку, когда привёз тебя сюда… Если бы трахнул тебя в пустой квартире на улице Ферман, как сотню других, я бы просто взял твой номер телефона и, может быть, позвонил бы когда-нибудь… чтобы трахнуть тебя ещё раз… И всё было бы как всегда… Понимаешь?.. А я привёз тебя в свою клетку. А все, кто здесь — самые дорогие мне люди… Несси. Здесь других не бывает. Я — пёс на короткой цепи… Просто бешеный пёс. И сам не знаю, когда порву тебя… Уходи, Несси. Маури о тебе позаботится…

Он отвернулся и вернулся за стол, делая вид, что меня нет в кабинете. Во мне бушевал ураган, кажется, он вывернул внутренности, перемешал в кашу с острыми осколками боли и обиды, гнева и невыносимой… любви. Мне не было его жаль.

Я злилась. Злилась до такой степени, что в висках пульсировало, сжались кулаки. Медведь? Вот этот мужчина, который отвернулся сейчас от меня, расписавшись в собственном бессилии — медведь? Да он… Он…

— Козёл! — выкрикнула я и подошла к его столу. — Распустил сопли! Тебя тут всего излюбили, избаловали в этой твоей… — я обернулась вокруг, потрясая руками, — клетке! — Меня колотило в гневном ознобе, я видела, как он смотрит потемневшим взглядом, дышит тяжело — и это выводило ещё больше. — Русские не сдаются! — прошипела, наклонившись к нему через стол, рывком смела с него всё в лицо Никиты и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.

Кому нужна гордость, которая лишает того, что безумно необходимо?!

Чтобы понимать эту девчонку, мне нужны титры. На языке осела горечь от её реакции. Не знаю, чего я ждал, когда вот так вывалил на неё всё это, но правда — всегда голая и не всегда красивая. А моя так просто ужасная.

Я, наверное, ждал от Несси смятения и неловкости, ждал, что накинет на уродливую наготу моего откровения покрывало пустых слов…

Но меня не оставляло чувство, что она только что «разделась».

Перевёл взгляд с двери на пол, на разлетевшиеся документы и только теперь почувствовал, как онемели сжатые в кулаки пальцы. Острый край разломанной ручки врезался в ладонь. А казалось — в сердце. Оно билось о рёбра, металось, как ягуар в клетке, толкая броситься вслед за этой девчонкой.

Но я не мог себе это позволить. Я слишком порочен для Несси. Для неё я во всём слишком: стар, скучен, болен, ненормален… ограничен. Сейчас она злилась и не понимала, но оно к лучшему — быстрее забудет. Она просила отпустить — я отпускаю. И видел Бог, как мне этого не хотелось.

Я собрал с пола разбросанные документы и поднял сотовый. Набрал номер Николь.

— Да, Никита Германович, я как раз отправляю вам на почту несколько подходящих вариантов.

— Ок, сейчас посмотрю. Открой совместный счёт на меня и Тенесси Моори, отправь мне документы курьером.

— Хорошо, сейчас займусь.

Я завершил звонок и выдвинул сенсорную клавиатуру. Через минуту плазменный монитор почти во всю стену напротив стола загрузил сделанную Николь подборку дуплексов. Мне нужен был не в самом дорогом районе Манхеттена. Просматривал фотографии, читал описания и не мог отделаться от ощущения, что всё это смахивает на какую-то дешёвую драму.

Потому что Несси права. Я запер себя в комфортабельной клетке. Я — успешный бизнесмен, вошедший в первую пятёрку списка «Forbes» — сдался какой-то опухоли.

Что со мной не так?

Что я сейчас делал? Покупал Несси дом и переводил пять миллионов на счёт, выполняя условия нашего договора. Но я ведь ей всё отдам до цента, я ей весь Марс или Юпитер куплю и разобью там райские сады, если эта девчонка трахнет меня досуха, до пустоты в яйцах и вялого члена, не реагирующего на голую аппетитную девичью попу. Я ведь только научил Несси не стесняться себя.

Может быть, она и есть та самая «моя нимфоманка», о которой говорил Джейкоб? Нужно лишь научить её, всё попробовать, всё испытать…

Я заметался по кабинету, не понимая, что сделать сейчас… Она наверняка уже собралась, и вот-вот Маури увезёт её в гостиницу, потому что делать ей в той унылой конуре у стадиона «Янки» нечего, даже те несколько дней, пока не готовы документы на её дом — мой дар за то насилие…

И это воспоминание воткнулось в сердце ядовитым жалом. Я выскочил из кабинета. Маури встретился мне почти у её спальни.

— Отмени бронь. Она никуда не едет!

Я ворвался в её комнату и замкнул дверь — боялся, что выскользнет…

Она ещё была в халате, растерянная и такая трогательная. Я кипел от ярости на себя за глупую попытку прогнать её. Несси отшатнулась от меня, и я почти онемел, понимая, что она обижена и злится. И, похоже, боится меня в эту минуту. Но я не мог её отпустить.

Только прижав её к себе со всей силой, стал понемногу успокаиваться и понимать, что дико возбуждён. С ней рядом это происходило мгновенно, едва ноздрей касался её аромат.

Нам с ней нужно отменить этот глупый договор, потому что это оскорбительно для неё. Я эгоист. Слишком богатый, оберегающий себя от притязаний женщин эгоист. Меня никогда не волновали чувства тех, кого я трахал. Да и не было никогда этих чувств, и быть не могло.

Но Несси… Робкая и смелая, порочная и невинная, обычная и необыкновенная… Мой рай и ад. Моё седьмое небо и моя земля. Мой огонь, который не тушит даже лёд…

Нам нужно что-то делать с этим. Вместе. Я не понимал, что чувствовал. Почему она выводила из равновесия и почему возбуждение с ней какое-то другое — трепетное, задевающее что-то в сердце. И я не знал, что делать с этим. Что делать с Несси. Потому что так долго продолжаться не могло.

— Скажи, что мне делать, Несси?

Я крепко прижимал к себе девочку, касался губами её лба и висков, зарывался носом в её волосы и пьянел от их аромата. Как можно пахнуть так притягательно, что хотелось вдыхать Несси снова и снова, и надышаться ею просто невозможно? Она стала моим наркотиком, коксом, моей первой дозой, вызвала стойкую зависимость от себя, отбила аппетит и сон.

И сейчас, когда стояла в моих объятиях, так плотно и правильно, так уютно каждым изгибом соединившись со мной в одно целое, я дрожал от возбуждения и чего-то щемящего, чего-то, что побуждало уложить её на постель, раздеть и заласкать до изнеможения, подмять под себя её идеальное тело. Брать её и смотреть, как туманится взгляд, как приоткрывается рот и манит впиться в него, чувствовать, как она истекает негой и влагой, как пульсирует, снося разум и выдержку.