Слабо послышался голос Хейди:

— Лин! Это папа?!

— Я люблю тебя, моя душечка, — сказал он. — И маму твоюлюблю.

— Ну, папа!..

Сумятица тихих звуков. Потом Хейди взяла трубку.

— Билли? Билли, пожалуйста, прекрати это все и возвращайсядомой, к нам.

Билли осторожно положил трубку, перевернулся в постели иуткнулся лицом в скрещенные руки.

Он покинул «Шератон», Южный Портленд на следующее утро ипоехал по шоссе № 1 на север вдоль побережья. Шоссе начиналось в Форт Кенте,Мэн, и заканчивалось в Ки Уэст, Флорида. Старик в «Семи морях» сказал: Роклэндили Бутбэй Харбор, но Билли на случай не мог надеяться. Останавливался накаждой второй или третьей заправочной станции на той стороне шоссе, котораявела к северу. Заходил в придорожные универмаги, где на передних лужайках вшезлонгах сидели старики, задумчиво жуя спички. Показывал свои снимки всем, ктоготов был посмотреть. Поменял два стодолларовых «трэвеллерс»-чека на мелкиедолларовые бумажки и раздавал их направо-налево, словно рекламируя продукциюсомнительного сорта. Чаще всего показывал четыре снимка: девушки Джины соливкового цвета кожей и черными завлекающими очками, «кадиллака-купе»,«фольксвагена-микробаса» с намалеванными на борту женщиной и единорогом, ТадузаЛемке.

Как и Лон Эндерс, люди почему-то не желали дотрагиваться доего фотографии.

Но — помогали. У Халлека не возникло проблем с выяснениеммаршрута цыган вдоль побережья. И дело было не только в номерных знаках иныхштатов — к этому люди в штате Мэн летом быстро привыкали. Дело было в том, какдвигались фургоны и универсалы, — почти бампер в бампер, пестрые росписи побокам, да и в самих цыганах. Большинство из тех, с кем Билли говорил, заявляли,что их женщины и дети крали вещи, но никто толком не сказал, что именно былоукрадено, и никто почему-то не обратился в полицию по поводу этих краж.

В основном вспоминали старого цыгана с провалившимся носом,если видели его.

Когда Билли сидел в баре «Семь морей» с Лоном Эндерсом, онотставал от цыган на три недели. Владелец автозаправочной станции «СкоростнойСервис Боба» не смог вспомнить, в какой день он накачивал их машины горючимодну за другой. Помнил только, что от них воняло, «как от индейцев». Биллиподумал, что и сам Боб весьма смердел, но решил не говорить об этом — выгляделобы невежливо. Зато парнишка из колледжа, работавший в кафетерии напротив, черездорогу, сумел точно вспомнить дату — 2 июня. И как не вспомнить? Пришлось всобственный день рождения вкалывать. Билли поговорил с ним 20 июня, то есть сотставанием на 18 дней. Цыгане искали место для табора немного севернее, врайоне Брунсвика. 4 июня они расположились на Бутбэй Харбор, не на берегу,разумеется: нашли фермера, который согласился выделить им часть поля в районехолма Кеннистон за двадцать долларов за ночь.

Цыгане пробыли там три дня. Летний сезон только набиралсилу, и прибыли табора были пока еще незначительны. Фермера звали Уошбурн.Когда Билли показал ему фотографию Тадуза Лемке, фермер кивнул головой иторопливо перекрестился (Халлек был уверен, что жест этот был совершеннонеосознанный).

— В жизни не видывал такого проворного деда. Такие охапки дровтаскал, что моим сыновьям вряд ли под силу. — Уошбурн слегка замялся и добавил:— Не понравился он мне. Тут даже не в носу дело. У меня у самого дедушка померот рака кожи. Так до того, как мы его похоронили, этот рак проел у него дыру вщеке, с пепельницу размером. Бывало, посмотришь, и видишь сквозь дыру, как онжует. Ясное дело, нам такое зрелище не нравилось, но дедушку-то мы любили. Аэтот тип… ох, и не понравился он мне. Такой жуткий.

Билли хотел было спросить, что он подразумевает под этим«жуткий» конкретно, но все понял по глазам Уошбурна.

— Он и есть жуткий человек, — подтвердил Билли.

— Я решил их попросить уехать, — сказал Уошбурн. — Конечно,двадцать долларов неплохая цена за очистку мусора после них, но жена моя ужбольно их боялась, да и я, признаться, тоже. Утром пошел сказать обо всем этомуЛемке, пока еще нервы мои выдерживали, а они уже сворачивали манатки. Явздохнул с облегчением.

— Поехали дальше на север?

— Да, прямо в том направлении. Я как раз стоял на вершинехолма и видел, как они свернули на шоссе номер один. Проследил, покуда онисовсем не скрылись из виду и рад был, что они смотались.

— Да уж, представляю.

Уошбурн бросил на него крити??еский и несколько обеспокоенныйвзгляд.

— Не зайдете ко мне выпить стакан холодного молока, мистер.Вид у вас больно изможденный.

— Спасибо, но я хочу до заката обогнуть весь район Оулс Хед,если успею.

— Его разыскиваете?

— Да.

— Ну что ж, если найдете его, надеюсь, он вас не сожрет,мистер. Мне он показался таким голодным.

Билли беседовал с Уошбурном двадцать первого июня, в первыйдень официального открытия летнего сезона. Дороги были перегружены туристами, иему пришлось ехать до самого Шипскота, прежде чем удалось найти свободный номерв мотеле. А цыгане покинули Бутбэй Харбор восьмого июня, утром.

Разница составляла тринадцать дней.

Наступила пара невезучих дней, когда показалось, что цыганевообще покинули этот мир. Их не видели ни в Оулс Ходе, ни в Роклэнде, хотя обагородка были излюбленным местом летнего нашествия туристов. Служащиезаправочных станций и официантки смотрели на снимки и качали головами.

Мрачно подавляя желание выбросить через борт бесценныекалории, Билли, который плохо переносил качку, проплыл на пароме от Оулс Ходадо Вайнэлхевен. Там цыган тоже не видели.

Вечером двадцать третьего позвонил Кирку Пеншли, надеясьполучить свежую информацию. Когда Кирк поднял трубку, послышался странныйдвойной щелчок в телефоне в тот момент, когда Кирк спросил: «Как дела,Билли-бой? Ты где находишься?»

Билли торопливо бросил трубку. Ему удалось ухватитьпоследний вакантный номер в мотеле «Харборвью», Роклэнд. Другого ночлега моглотеперь не подвернуться аж до самого Бангора, но он решил немедленноотправляться в путь, даже если придется ночевать в машине где-нибудь напроселке. Этот двойной щелчок. Ему всегда было наплевать на такие двойныещелчки в трубке. Такой звук слышишь иногда, когда твой телефонный разговорпрослушивается. Или же когда используется система определения номера, откудазвонят.

«Хейди подписала бумаги на тебя, Билли.

В жизни подобной глупости не мог себе представить.

Она подписала их, а Хаустон заверил своей подписью.