Когда последние подразделения «прибалтийцев» вернулись в декабре 1919 г. в Германию, они были полны решимости продолжить свою войну здесь — войну против республики, которая, как они считали, предала их.

Еще одна часть «прибалтийцев» вернулась в рейх уже летом 1919 г. и поступила на службу к помещикам Померании, Восточной Пруссии и Силезии. Здесь «вольные стрелки» заменили организованных в профсоюзы сельскохозяйственных рабочих, которые в массовом порядке были уволены своими хозяевами после генеральной забастовки в июле 1919 г. Эта забастовка была ответом на осадное положение, введенное 12 июля в Померании командованием II армии в Штеттине по настоянию Померанского Ландбунда, представлявшего интересы крупных землевладельцев. В результате многочисленные имения превратились при активной помощи штеттинской военщины в арсеналы. Опираясь на свои новые вспомогательные войска, латифундисты отказывались соблюдать тарифные договоренности с союзами батраков. В начале сентября 1919 г. министр сельского хозяйства Пруссии социал-демократ Отто Браун имел возможность добиться тарифного урегулирования, прибегнув к декретированию условий оплаты труда сельских наемных рабочих. Но министр внутренних дел Вольфганг Гейне, партийный товарищ Брауна, не придавал значения сообщениям о контрреволюционной активности Померанского Ландбунда и даже не думал о том, чтобы пойти навстречу просьбам Брауна и сместить ландратов, скомпрометировавших себя особо тесными отношениями с Ландбундом. Таким образом «прибалтийцы», без которых владельцы дворянских поместий не смогли бы выдержать курса на конфронтацию, окончательно стали составной частью внутренней политики Германии{103}.

Летом и ранней осенью 1919 г. произошли важные изменения в персональном составе верхнего эшелона военного командования. 25 июня в ответ на подписание Версальского мира Гинденбург сложил с себя обязанности верховного главнокомандующего. В тот же день в отставку подал генерал-квартирмейстер Грёнер. 4 июля было распущено верховное командование сухопутных войск. 20 августа рейхспрезидент Эберт возложил отправление верховного командования над всем рейхсвером на министра Густава Носке. Пост командующего рейхсвером в Пруссии занял полковник Вальтер Рейнгард, 13 сентября подавший в отставку с поста министра обороны Пруссии. Свою новую должность Рейнгард в течение короткого времени преобразовал в место командующего сухопутными войсками рейхсвера[12]. На этом посту в его подчинении находился новый начальник войскового управления[13] в министерстве рейхсвера Ганс фон Сект. Между вюртембержцем Рейнгардом и пруссаком Сектом с самого начала установились весьма натянутые отношения: в то время как Рейнгард был полон решимости привить рейхсверу лояльность к Веймарской республике, Сект занял в отношении нового государства весьма сдержанную позицию. Для него главная задача заключалась в таком усилении рейхсвера, чтобы Германия, в свою очередь, вскоре вновь смогла занять подобающее ей место среди великих держав. Поэтому Сект объявил войну всем силам и течениям, способным помещать осуществлению этой цели.

К самым опасным силам внутри рейхсвера, с точки зрения Секта, принадлежал Республиканский фюрербунд — объединение социал-демократически ориентированных офицеров и унтер-офицеров, которые отслеживали антиреспубликанские интриги среди военных и предавали их публичности. 28 октября 1919 г. один из его представителей, лейтенант Мюллер-Бранденбург, получил возможность выступить перед социал-демократической фракцией Национального собрания и донести до ее сведения, что именно вызывало недовольство Республиканского фюрербунда в деятельности рейхсвера, а также в политике социал-демократического министра рейхсвера. Из доклада Мюллера-Бранденбурга следовало, что реакции, персонифицированной в лице генерала фон Лютвица, удалось практически полностью прибрать рейхсвер к рукам; республикански настроенные офицеры систематически изгонялись из вооруженных сил; Носке «провел колоссальную работу, но в его окружении присутствуют люди, которые тайком саботируют его усилия». Речь юного офицера нашла живой отклик во фракции. Депутат Катценштейн обвинил Носке в том, что тот «обманул и оболгал» своих товарищей по партии в том, что касалось немецких фрайкоров, сражающихся в Прибалтике. Председатель фракции Лёбе расценивал «весь офицерский корпус как без сомнения контрреволюционный». Депутат Фойгт объяснял нынешнее состояние рейхсвера «нашим пассивным поведением в течение первых месяцев революции и безумным свирепствованием слева». Уклончивый ответ Носке не смог приглушить возмущение присутствовавших. 13 ноября партийное руководство потребовало от социал-демократов — членов правительства, принимая во внимание растушую опасность насильственного выступления реакции, решительно изменить курс военной политики и обеспечить безопасность государства.

Но практических последствий акция фракции и руководства партии не имела. Рейхсканцлер Бауэр ополчился против критики, которую он воспринял как персональное оскорбление. На упрек Шейдемана в том, что он, Носке, недооценил реакционную опасность в армии, министр рейхсвера заявил 13 декабря в комитете партии, что по его искреннему убеждению эта опасность становится меньше день ото дня. Правительство также, очевидно, не разделяло мнение Шейдемана и Отто Велса, избранного в июне одним из двух председателей СДПГ, согласно которому усиление антиреспубликанских сил в рейхсвере стало возможным из-за чрезвычайного положения, действовавшего на значительной части территории рейха. И хотя прусское правительство 5 декабря 1919 г. отменило военное положение для Большого Берлина, действовавшее здесь с начала 1919 г., режим чрезвычайного положения сохранялся для Рурской области и даже был усилен 11 января 1920 г. в связи с забастовкой на железной дороге. Спустя два дня после кровавого столкновения перед зданием рейхстага последовал декрет рейхспрезидента, вводивший военное положение в большинстве областей рейха. Сторонники политики твердой руки приблизились к своей цели еще на шаг{104}.

Событием, привлекшим к себе в первые месяцы 1920 г. наибольшее общественное внимание, стал процесс об оскорблении достоинства, начатый рейхсминистром финансов Эрцбергером против бывшего статс-секретаря имперского бюро Министерства внутренних дел Карла Гельффериха. Поводом к судебному разбирательству послужила брошюра Гельффериха под заглавием «Эрцбергер прочь!». В ней политик от ДНФП обвинял самого известного деятеля Центра не только в ошибочных политическихдействиях, навредивших Германии, но и в заведомой лжи и постоянном смешении деловых интересов и политики. Ни один из республиканских политиков не был столь ненавистен немецким правым, как Эрцбергер: инициатор мирной резолюции июля 1917 г., человек, подписавший соглашение о перемирии в ноябре 1918 г. и инициатор имперской финансовой реформы 1919–1920 гг., тяготившей имущие слои. Гельфферих, один из лучших умов консервативного лагеря, сознательно пытался своими нападками на Эрцбергера также нанести удар по республике в целом. Успех или неудача в осуществлении его намерений в значительной степени зависели от позиции юстиции.

Дважды эта судебная тяжба отходила на задний план под влиянием событий, которые, однако, находились с ней в непосредственной связи. 26 января 1920 г. в Эрцбергера стрелял двадцатилетний кандидат на получение офицерского звания Ольтвиг фон Хиршфельд, когда политик выходил из присутствия 6-го отделения по уголовным делам первого земельного суда в районе Берлин-Моабит. Министр был тяжело ранен в правое плечо, но через короткое время снова стал принимать участие в процессе. Покушавшийся на него фон Хиршфельд был приговорен 21 февраля — не по обвинению в покушение на убийство, а лишь по обвинению в причинении тяжелых телесных повреждений — к 18