назад папа познакомился со своей Судьбой. Он так и говорил — Судьба, и звучало это именно с большой буквы. При этом он всегда смотрел на маму, а та улыбалась в ответ, и в глазах ее горела любовь.

Даня просто обязан был попасть на то озеро! И потому не раздумывал, когда с него потребовали обещание стойко переносить тяготы лесной жизни. Он дал его, уверенный, что сдержит слово без труда. И первые дни похода был счастлив, часами мог смотреть на водоросли и камни, проплывающие под байдаркой. Почти не вынимал руки из воды, которая ласково щекотала кожу и несла их семью далеко-далеко. Могучая, непонятная, красивая.

А теперь еще и страшная.

Но обещания все равно надо держать. Даня убрал ладошки из воды, насупился.

В байдарке с цыганкой сидели двое. На носу расположился бледный парень с пустым взглядом, и будто нарисованной улыбкой на тонких губах, а на корме восседал бородатый старый мужчина лет пятидесяти в широкополой шляпе с ободранными полями. Взгляд он прятал за дымчатыми стеклами очков.

Никто из мужчин не ответил на приветствие папы. Бабушка бы сказала, что это «чертовски невежливо с их стороны» и они «дурно воспитаны». Но Даня и сам не мог открыть рта и поприветствовать их, как следовало бы сделать хорошему мальчику.

Байдарки разминулись, и тут зло, выглядывающее из цыганки, увидело Даню. Полные губы девушки раскрылись, обнажив белые зубы, и словно подчиняясь ее неслышимому приказу, тут же зашевелились бородатый и паренек на носу. Неуклюже, дёргано. Даня завороженно следил за тем, как две руки синхронно поднимаются в воздух и делают одинаковый и всем известный жест, когда ноготь большого пальца проходит по горлу.

Мальчик сглотнул.  Родители смотрели в другую сторону, и не видели этого.

- Пап...

- Ммм?

Он был сильный. Каждый его гребок ощутимо толкал груженую байдарку вперед. Папа легко поколотит тех двоих.

Но, вдруг, это опять фантазии? Как тогда, с тигром? И взгляд этот, и жест.

- А мы будем сегодня рыбалить? - растеряно сказал Даня.

- Конечно! Я бы и вовсе жил только на том, что поймаем, но мама против.

- Еще как против, - ответила та. - И не рыбалить, а рыбачить.

- Ой, ладно тебе! - фыркнул папа.

С озера наполз туман, звуки чуть притихли. Волны плескались о камни, весла нежно входили в плоть Ладоги, и вскоре та странная байдарка скрылась в воздушном молоке, будто бы ее и не было. Часа через полтора Даня повеселел, убедившись, что все хорошо, что никто их не преследует и не желает им зла. И вскоре снова включился в игру, где был пиратским штурманом и вел грозный фрегат к острову сокровищ.

После полудня они поели бутербродов и попили чаю из термоса, покачиваясь на волнах. Мама возилась с любимым фотоаппаратом, а папа с задумчивой улыбкой смотрел на нее. Даня же то и дело оглядывался, в поисках той байдарки, и хотел скорее отправиться в путь, чтобы как можно дальше уйти от бородатого дядьки с дымчатыми очками, бледного изможденного парня и зла в обличии цыганки. Странных туристов все не было видно, и это несказанно повышало настроение.  Все казалось чудесным, волшебным, сказочным.

Но вечером, когда они разбили лагерь в бухте, где от ветра с Ладоги их закрывал поросший соснами скалистый остров, красно-синяя байдарка прошла мимо их стоянки. Даня с родителями ужинали на камнях с видом на озеро.

- Добрый вечер, - помахала им девушка. Она опять смотрела на папу, хоть и не было в ее взгляде той тьмы, что испугала Даню утром. Обычные глаза, с веселым прищуром и озорными огоньками. Может, все-таки привиделось?

- Фантазии надо держать в руках, - прошептал себе под нос он, но цыганка не исчезла.

Отец отделался кивком, вроде бы увлеченный макаронами с тушенкой, а Даня проводил красно-синюю байдарку хмурым взглядом, и только когда та скрылась за мысом - облегченно вздохнул и принялся уплетать ужин за обе щеки. Беда миновала.

Папа ел молча, а мама то и дело посматривала в его сторону, и губы ее сжимались в тонкую ниточку. Именно после такого взгляда к ним в гости перестала ходить тетя Саша с маминой работы, громко смеявшаяся над шутками папы. Потом исчезла добрая тетя Вера, у которой всегда были конфеты для Дани. Бледные губы прогнали их. Мимолетные, лишние взгляды на папу не прощались никому. Мама считала что его слишком многие любили. Сильный, храбрый, высокий, остроумный — он так легко находил язык с людьми, что даже во всех окрестных магазинах продавщицы знали его по имени и встречали радостными улыбками, если он приходил один.

При виде мамы же они опускали глаза и вели себя словно провинившиеся отличницы. Потому что ей их улыбки не нравились. И она не стеснялась об этом говорить.

Отец доел, облизал ложку, а потом тщательно вымыл миску в озерной воде. Поднялся, глубоко вдохнул свежий воздух Ладоги и подмигнул хмурой маме:

- А хорошо тут, да? Может, в лото?

Они играли в палатке, при свете фонарика, допоздна. Снаружи звенели комары, и мерно дышал спящий в Ладоге великан. Папа смешно шутил и выигрывал, Даня много смеялся, а мама передвигала разноцветные, раскрашенные ею еще в городе бочонки как-то равнодушно и отстранено, погруженная в свои мысли.

Перед сном родители о чем-то долго бубнили на берегу, пока Даня грелся в сшитом из одеял спальнике. Голос мамы звучал обвиняюще, а папин раздраженно. Под привычный гул их ссоры Даня и уснул.

Проснулся он перед рассветом от того что захотел писать. Осторожно выбрался из спального мешка, расстегнул молнию на входе в палатку и на четвереньках выполз в тамбур.

Ладога светилась от занимающейся зари, свежесть воздуха пробирала до костей и от нее сами собой постукивали зубы. Комары еще не проснулись. Лес молчал, ни звука не раздавалось в ночи, кроме мерного дыхания гигантского озера.

Даня отошел от палатки на пару шагов и, беспрестанно озираясь, справил нужду на мох у дерева. Он торопился. Ему казалось, что лес переполнен тощими тенями с острыми и тонкими, как лапки паука пальцами. Они перебегали от дерева к дереву и замирали, жадно поводя нетопыриными носами в поисках сладкого человеческого запаха. Любой пень, любое вздутие на сосне могло быть ими. И чем скорее Даня спрячется под защитой брезентовых стен, тем меньше шанс того что они его обнаружат. .

По телу прокатывались волны дрожи, и непонятно было - от страха или холода.

- Фантазию надо держать в руках, - прошептал он и искоса глянул на небо, в поисках хищного силуэта вчерашней птицы. Закончил дело, повернулся к палатке,