Прибавляю шаг, направляюсь наверх, к холму. По асфальту идти удобнее: ноги не вязнут в песке или грязи. Перехожу на бег, наслаждаясь чувством легкости, которое так давно не испытывала. Во сне травма бедра не напоминает о себе. Маленькая фигура поодаль привлекает внимание. Тот самый мальчик в серой футболке! Точно, это его белобрысая макушка мелькает на фоне травы. Это он спускается к дороге, лениво подбрасывая мяч.

Я ускоряюсь, хочу увидеть табличку с адресом, но залипаю в загустевшем воздухе. Твою ж… снова эта стена. Рвусь изо всех сил, продираюсь, но все, что за границей купола, начинает терять цвета, превращаясь в черно-белую фотографию, а потом и вовсе темнеет, словно сзади кто-то поднес свечу, – и картинка тлеет, осыпается пеплом. За спиной, будто издеваясь, всходит солнце.

– О'кей, – бормочу я. – Хочешь по-плохому – давай по-плохому.

Резко разворачиваюсь назад и, игнорируя мальчишку, который переходит абсолютно пустую дорогу, шагаю в обратную сторону. Если я не выяснила ничего про дом, значит, узнаю про грузовик, даже если мне придется под него лечь.

Сосны, мальчик, полосатый столб… Вон! Грузовик. Синий капот. Тентованный кузов. ЗИЛ? Да нет, вроде ГАЗ. Точно, «Садко», похожий был у дедушкиного друга, дяди Юры. Еще мебель на нем на дачу перевозили. Молодец, Лия, уже что-то… Внимательнее теперь. Главное – номера. Несется еще, трясется на неровном асфальте… «К»… Четыре, один… семь?.. Да, семь… Господи, он вообще когда в последний раз мыл машину?! «А», «У». Запоминай давай, нельзя ошибиться! КАУ. Как «корова» по-английски. Четыре, один, семь… Восемьдесят девять? Или это тройка? Да, точно тройка. Тридцать девятый регион.

Все, поздно. Мяч подскакивает, летит над асфальтом, выбегает мальчишка… Жмурюсь изо всех сил: не хочу потом снова вспоминать этот момент. Смысла, правда, никакого, все равно эта сцена будет еще долго стоять перед глазами. Слышу удар, вжимаю голову в плечи. Скрежещет дверца, выпрыгивает водитель… Стоп! Водитель! Я же могу его разглядеть!..

Открываю глаза и…

Девственно-белый потолок навис над Лией посмертным саваном. Сон казался таким коротким, однако ночь прошла, и комната уже погрузилась в утренний свет. Лия с досадой ударила кулаком подушку. Злилась на себя, что не успела рассмотреть всех деталей. Лишь потом, выдохнув, немного успокоилась. С одной стороны – да, облажалась. С другой – лицо водителя не так помогло бы ей, как номера.

Встала и, покопавшись в сумочке, выудила ненужную рекламку парикмахерской. На обратной стороне нацарапала ручкой: «К417АУ39». И с удовлетворением улыбнулась. Впервые она не просто смотрела сны, мучаясь от бесконечного погружения в аварию. Теперь это был уже не кошмар, а миссия. Лия справилась с заданием и получила тому пусть и крохотное, но осязаемое подтверждение. Листик в ее руках казался соломинкой из мира подсознательного в мир реальный.

Лия схватилась за телефон, но связи почти не было. Ни один сайт не грузился. Тогда она бросилась к Мураду в надежде на его оператора, но сцена в его комнате… Прям хоть фотографируй. Нет, разу меется, планов на Мурада Лия никаких не строила. Наоборот, только-только испытала облегчение, когда он перестал напирать со своим незатейливым флиртом. Но чтобы он вот так, в одну секунду, переключился на Наташу? Или она прибежала к нему искать утешения?.. Но сколько Лия ни пыталась приглядеться, не могла отыскать в Мураде ни намека на жалость к Наташе. Эти двое болтали как добрые друзья или парочка престарелых женатиков. Как? Когда?.. Ведь не могла же Лия проспать неделю?..

Впрочем, затевать разбирательства было ниже ее достоинства. И Лия сделала вид, что увиденное ее нисколько не напрягло. Большой мальчик, в конце концов. Большой – и свободный. Так что его дело, с кем он веселится по ночам в своей комнате. Кто знает: может, робопротезы способны на такое, что обычным рукам не под силу.

Лия спрятала листок с номером машины в карман, чтобы после завтрака все же пробить его в интернете. С Мурадом – или без него. Однако Мицкевич не стала затягивать, и не успела Лия запомнить имена разношерстной гвардии сноходцев, как Анна Федоровна выстрелила неожиданным приглашением.

Конечно, Лия собиралась попасть в кабинет Мицкевич. Рано или поздно. Возможно, попросить Наташу с Мурадом просочиться туда во сне или, если те откажутся или не смогут, рискнуть и устроить маленький взлом с проникновением. Анна Федоровна, сама того не подозревая, сразу свела на нет все планы. Лия следовала за ней, запоминая дорогу и осматриваясь на предмет камер. К счастью, запрет на видеосъемку распространялся на все, включая систему слежения. Никаких красных огоньков или объективов Лия не заметила, хотя искала тщательно.

Кабинет Анны Федоровны располагался на первом этаже в правом торце здания. Окна выходили сразу на три стороны, а потому помещение было светлым и полным воздуха. Здесь даже дышалось легче, чем у Фомина. И пусть Мицкевич не увлекалась украшательством и обстановка выглядела аскетичной, больничным духом не тянуло. То ли из-за обилия книг, то ли из-за деревянной мебели кабинет располагал к спокойствию и неторопливым беседам. Видимо, тем и отличаются психоаналитики от психиатров.

– Я рада, что ты согласилась приехать, – с улыбкой начала Мицкевич, указывая Лие на стул. – Признаюсь, твой случай интересовал меня больше всего.

Лия ехала в Калининград к потенциальному врагу. Ничего личного, но версия, что Фомина убила именно Мицкевич, казалась самой логичной. Хотя бы потому, что это была единственная версия. Кроме того, Лия отлично помнила, как Фомин вышел из себя в тот день, когда ссорился с Анной Федоровной по телефону. Женщина, которая довела до ручки самого Фомина – самого невозмутимого человека, которого Лие только приходилось встречать, – определенно вызывала подозрения. Однако сейчас, глядя на доброжелательную, пусть и сдержанную даму, Лия засомневалась, что ищет убийцу в нужном месте.

– Правда? – скромно спросила девушка.

Она уже успела понять, что сарказм или открытое недоверие ни к чему не приведут. Лия видела, какую неприязнь вызвали у Мицкевич выпады Мурада и Наташи. Нет, здесь требовалась другая стратегия. Властные женщины любят покорность, обожают чувствовать свое превосходство и покровительственно сострадать.

– Знаю, тебе тяжело было принять свою способность. Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с медициной именно так…

– Я думала, что схожу с ума… – тихо отозвалась Лия и опустила глаза. – Не хотела доставлять проблем бабушке…

– Представляю. Люди и покрепче твоего сильно сдавали, узнав о том, что обладают экстрасомнией. А тебе… в таком возрасте, после травмы, без поддержки родителей…

Лия терпеливо изображала молчаливую скорбь.

– Ты видишь автокатастрофы? – спросила Мицкевич после паузы.

– Да. – Выждав секунду-другую, Лия подняла взгляд. – Точнее, видела одну и ту же, пока Мурад не подсказал мне пойти на место аварии и спасти человека. Я думала, на этом все закончится, но сейчас я снова вижу… и не могу пока разгадать, где и когда это случится.