Дарственная – настоящая, имеющая полную юридическую силу, теперь лежала во внутреннем кармане куртки Кайда. На нее, силясь просверлить взглядом ткань, смотрела Татьяна Дмитриевна. Смотрела с тоской, как голодная псина на сырой стейк, вернуть бы, да никак.

– Это все?

Не верила, что гость скоро уйдет, но тот вдруг опять положил предплечье на стол – у директорши от этого жеста случилась тахикардия.

– Я вот что подумал, – Дварт говорил задумчиво, ровно, – я выставлю тебе счетчик на неделю.

– Что за счетчик?

Проблемы не закончились, они, кажется, только начались.

– Счетчик очистки совести.

Ей хотелось домой. Испечь блины для Гришки или просто посмотреть телевизор – плевать, какой канал.

– У тебя есть семь дней – работать будешь днем и ночью. Вернешь все, что когда-либо украла, извинишься перед всеми, кого обидела и сделала беднее. Если справишься, твоя кровь останется кровью. Не справишься – обернется ядом. Я сказал.

И словно затикало в голове. Страшно, с эхом.

Заныла давно задвинутая в чулан совесть, нового страха испугался даже старый страх, потому что гость не врал; карточными домиками вдруг показалась Татьяне еще недавно любимая недвижимость, фантиками – деньги. Семь дней – это много?

– А если я не успею?

– Тебе решать.

Он смотрел как будто с жалостью. Насмешкой? Равнодушием? Он смотрел так, что она не понимала. Знала только, что хоть санитары с носилками еще не пришли, жизнь уже разделилась на «до» и «после».

* * *

Уровень Четырнадцать. Нордейл. Реактор.

– Я выполнил то, что ты просил.

Бумагу Кайд протянул Дрейку – тот на нее едва взглянул.

– Это нужно не мне.

– А кому?

– Подожди.

Здесь дышалось и мыслилось легче. Уровни. Здесь Творец сделал людям больше, чем они могли видеть: облегчил понимание истин, помог сохранять ясность (не всем, но тем, кто ее желал), знаками вел за руку ищущих себя. Нордейл, в отличие от Ленинска, не пропитался бесконечным шумом помех, здесь Кайд видел далеко, как маяк в ясную погоду.

– Дина?

Он не заметил, как она возникла в кабинете.

Прыгнула в Реактор? Высокое умение. Чуть позже сообразил, что Начальник являлся для нее якорем, с таким промахнуться невозможно.

– Кайд благородно согласился кое с чем нам помочь.

Взгляд-приказ: «Дай ей».

Дварт протянул бумагу – забегали по строчкам серо-синие глаза, распахнулись от удивления.

Он не стал дожидаться, вышел – Начальник все тем же взглядом отпустил.

Но остановился в коридоре, когда распахнулась дверь, когда его неожиданно нагнали. Не успел никак отреагировать, когда обняли вдруг теплые женские руки. С благодарностью, как дорогого друга, с бесконечным безмолвным «спасибо».

От нее – девушки Творца – пахло энергией Дрейка. И ее собственной – теплой, ласковой, очень лучистой.

– Спасибо, – прошептала ему Бернарда вслух и стиснула еще крепче, как плюшевого медведя.

Кайд лишь кивнул. И не нашелся с ответом.

* * *

Эра.

Вечер.

(Hollow Coves – Coastline)

Домой я вернулась счастливая, с запутавшимися в волосах брызгами и соленым ветром. Исполненная радости и вдохновения после тихих и полных смысла бесед с папой, после помощи с шитьем маме. Я провела день в раю и теперь держала в руках не теннисные туфли, в которых уходила, а яркие летние шлепки. Сыпался со стоп песок (именно поэтому я попросила Бернарду доставить меня не на второй, а на первый этаж, откуда ближе всего до ванной комнаты и где проще подтирать пол).

Дина упорхнула быстро и незаметно, как бабочка, лишь улыбнулась на прощанье. А во мне будто лучилось второе солнце – перезаряженная домом, улыбками родных и кристаллом Литаниума моя на сто процентов полная внутренняя батарея.

В ванной я ополоснула ноги, смыла с кожи подсохшие кристаллики соли, взглянула в собственные до беспредела восторженные зелено-голубые глаза и счастливо выдохнула. Наверх поднималась, чувствуя себя легким непослушным шариком, пританцовывала, мурчала себе под нос мелодию…

Пока не наткнулась взглядом на него – сидящего в кресле Кайда.

Он ждал меня, как ждет муж, лежа в постели, загулявшую в первую брачную ночь жену. Почему-то эта аналогия показалась мне наиболее точной. Во-первых, потому что ждал в моей собственной гостиной Дварт однозначно меня. Во-вторых, я действительно кое-что пообещала ему вчера и почти забыла об этом.

Мы собирались начать сегодня. Но не обсудили во сколько.

– Ты… меня ждешь?

Иногда ты знаешь ответ, но хранить неловкое молчание тяжелее, чем задавать глупые вопросы.

– Тебя.

Одет в рубашку и темные джинсы. Рукава закатаны до локтей, предплечья мощные, сексуальные – я чувствовала себя диким мужчиной, впервые увидевшим обнаженные икры красивой женщины. Две верхних пуговицы расстегнуты, открывая часть груди. Вид расслабленный и собранный, ждущий.

«Адаптация».

Он что-то пил. Сначала показалось вино, но, присмотревшись, я поняла, что красная жидкость в стакане – это морс или сок. Значит, прогулялся к холодильнику, выбрал напиток по душе.

– Мы… начинаем?

– Мы начинаем.

(Sam Tinnesz feat. Zayde Wølf – Man or a Monster)

Не знаю, почему так случилось, но я струхнула. Как заяц, как последний слабак. Даже сравнить не с чем… Кажется, до этого момента в жизни я никогда так сильно не нервничала. Ни перед экзаменами в институте на родине, ни тогда, когда съезжала от родителей – в последнем случае я, помнится, вообще больше радовалась.

А теперь стояла у окна, будто прилипла ладонями к подоконнику, и дышала: вдох-выдох, вдох-выдох. Выплясывало в груди сумасшедший танец сердце.

– Не знал, что ты так сильно меня боишься, – послышалось с кресла.

Он врал, он знал. Я боялась его еще с тех пор, как меня впервые обездвижили в чужом сознании.

Что ответить? Нечего. Я продолжала дышать – мне просто нужен момент, чтобы успокоиться. Равномерное дыхание впервые не давало никакого результата, наоборот, расшатывало нервы.

– Ты можешь отказаться, Эра. Сегодня последний шанс это сделать, пока мы не начали.

Эта фраза заставила меня повернуться, взглянуть «правде» в глаза. И «правда» эта выглядела, как сильный, красивый и непредсказуемый мужчина.

– Я верну тебе твою клятву, если так, покину твою квартиру и твою жизнь. Оставлю тебя существовать в мире и спокойствии.