— Погиб кто на судне вашем или как? — спросил староста.

— Погиб, — кивнул Кай. — Гребец один погиб. И еще кое-кто.

— В лодке или за бортом?

— В лодке.

— Хозяйка моря за ним приходила, — ответил староста, не поднимая головы. — Если кто в лодке погиб, значит, за ним приходила. А может быть, и не за ним. Но если перепутала что, то еще придет. А вот если человек из лодки выпал, то не она к нему приходила, а он к ней ушел.

— Увидим еще, — процедил Кай. — Скажи, а кто-то еще приходил к этим старухам? Откуда в той деревне на берегу моря слух, что мудры они?

— Старый человек если не дурак, то всегда мудрец, — ответил староста. — Говорят, что давно, очень давно приходили к старухам любопытные. Когда — не знаю. И дед мой не знал, слухами питался. Но вроде бы, если нужно было что узнать у старух, надо было специального человека с собой брать. Он должен был вопросы задавать. Он потом и погибал. А тот, кто слушал, мог спастись, если с дороги не сходил. Но уж спасался или нет, о том и слухов никаких не осталось. Но одно точно знаю: кто сталью замахивался, тут же и кончался.

Глава 20

ЛЕС

Лодка с хиланцами, заменив воду в бочках да прикупив в деревне мехи и набрав воды еще и в них, следующим утром пошла вокруг острова. Теша проводила ее с тоской, но ни одному из молодых воинов слезами рубаху не залила. Наверное, так и не выбрала, чья рубаха заслуживала ее слез. Эша очередное уменьшение отряда тоже принял без особой радости:

— Вот нас и шестеро. А сиунов-то еще осталось восемь. С одной стороны, Тарп с компанией никуда не денется, а толпой на старушек идти глупо будет, я думаю. С другой стороны — трое из нас девки, а один — вовсе старик.

— Чем тебя не устраивают девки? — оскалилась Илалиджа.

— Старик меня не устраивает, — ответил Эша. — И девки тоже. Всем, чем устраивали в молодые годы, тем нынче и не устраивают. Хотя на такую, как ты, — жаловаться не стану. Да и Арма кое-чего стоит. И Теша еще ни разу не оробела.

— Тогда чего ты боишься? — не поняла Илалиджа.

— Всего, — причмокнул Эша. — Всего, дорогуша. Было время, и тебя боялся, а теперь боюсь только того, что впереди ждет.

— И что же нас ждет? — прищурилась пустотница.

— Одна из старушек будет сиуном, уж поверь мне, — пробормотал Эша. — Мы ее, конечно, явим и убьем, может, и потеряем кого при этом. Кто у нас самый ненужный? Теша и Усанува?

— Это почему же я ненужный? — выпучил глаза обычно молчаливый лами. — И кто тебе сказал, Эша, что воины в этом походе гибнут по очередности?

— Всегда все гибнут по очередности, — с укоризной посмотрел на Усануву Эша. — Только очередность выясняется уже после смерти. А ты бы, вместо того чтобы глаза пучить, посмеялся бы и назло всякому выжил. Все-таки не трава подзаборная, а последний тати в нашем отряде!

— А я готова, — пробормотала Теша. — Надо будет, потеряюсь. Как скажете.

— Потеряться на хиланской водяной ярмарке можно, — покачал головой Эша. — А потерять себя только спьяну. Не волнуйся, увидишь ты еще своих молодцев.

— Откуда знаешь? — отвернулась Теша.

— Чую, — ответил Эша. — А вот и наши провожатые.

Спутники Кая ждали его в полусотне шагов от леса. Вблизи чаща казалась еще страшнее. Стволы стояли почти сплошь, кое-где и ребенок бы не протиснулся между ними, а ветви переплетались так, словно над ними мудрствовал великан-корзинщик. Но самым удивительным было то, что ни одна из ветвей не выходила наружу, в сторону деревни, словно неведомый лесоруб срубал шальные ветви, а древесный лекарь затягивал срубы черной корой.

— Жуть, — подтвердила Илалиджа. — Вряд ли кто из вас заглядывал в Пустоту, но уверяю, что смерть вовсе не так страшна, как может быть страшна жизнь.

— Глупо сравнивать, — пробормотал Эша, присматриваясь к провожатым, которых вел Кай.

Провожатыми оказались трое ребятишек, возрастом лет по десять каждый. Как и староста, они были босы, одеты в порты и рубахи, и, как и староста, имели всклокоченный вид, разве только бородой и усами не успели обзавестись.

— Каждый обошелся в серебряный, — сказал о них Кай. — Причем староста настоял, чтобы я взял всех троих. Только уж не знаю, какой от них толк, сдается мне, что они и говорить-то не могут. Как и все в деревне, кроме старосты. Ладно. До старух десяток лиг, доберемся за два-три часа. Сладим наш разговор, ребятишек отпустим, а сами дальше пойдем. Велено не обижать, сядем яствовать — угощать, пойдем дальше, провожатых отпустить. Да не удивляться в лесу, если что чудным покажется.

— Да уж чего тут удивляться, — поморщился Эша. — На чащу не коситься, на провожатых не дивиться, с дороги не сходить. А до ветру как?

— На дороге присядешь, — успокоил старика Кай. — Отойдем вперед, подсматривать не станем.

— Да спасибо уж, заранее облегчился, — скорчил гримасу Эша. — Не дырявый мешок, на двадцать лиг терпения хватит.

— Там будет тяжко, — сказала Илалиджа, показывая на чащу.

— Не сомневаюсь, — согласился Кай. — Но о главном никто забывать не должен. Со старухами говорю я. Все остальные молчат.

— Иная старуха десятка стариков может стоить, — заметил Эша.

— Заодно и посмотрим, — сказал Кай и подмигнул приунывшей Теше. — Не вешай нос, девонька. Пусть твои ребятки сами разберутся друг с другом. Девку надо на холодную голову делить.

— Девка не делится, — ответила Теша.

— Девица не делится, а отдается, — причмокнул Эша. — Да ни кому придется, а на кого глаз ложится.

— Вот и примеривайся пока сама с собой, — предложил Кай. — А там дело твое, неволить никто не станет.

— Да уж, — покосилась Теша на чащу. — Такая воля порой выпадает, что и неволиться за счастье.

— Ну, я бы раньше времени не унывал, — ответил зеленоглазый.

— В горах не так страшно, как здесь, — подал голос Усанува. — И в море не так страшно.

— Всё, что за спиной, всегда не так страшно, —