какой сегодня мог быть чудесный день! Там, где алеет горизонт, там Франция. Не обратно же к Франции мы идем! Но, во всяком случае, мы возвращаемся туда же, где были утром… Вечером ранец так же тянет плечи, как тянул сегодня утром.

* * *

Для генерала Жиро все здесь ново. И люди, и местность, и стиль работы. Ему хотелось бы знать, где его части. «Аристотель» словно сгинул. Фруа-Шапель не отвечает на вызовы. Из Вервена делаются попытки связаться непосредственно с дивизиями генерала Мартена. Они разрознены, разрезаны немецкими танковыми соединениями. Есть сведения, что танковая дивизия вела сегодня утром бой. Что от нее осталось? Смогла ли она отойти к Филиппвилю? Сможет ли снова двинуться в атаку? Немецкие танки уже в Рюминьи, где вчера еще был КП генерала Либо, а Рюминьи по прямой линии меньше чем в тридцати километрах от Вервена, То есть от КП штаба армии, в самом центре того участка, куда сегодня утром направили подкрепления; но им суждено быть разгромленными еще на марше. Линии обороны Шарлеруа–Рокруа больше не существует: 61-я дивизия оставила Рокруа. Следующий оборонительный рубеж возможен только в самой Франции… Что сталось с Североафриканской пехотной дивизией генерала Сансельма, находившейся около Филиппвиля, неизвестно. А дивизии Дюффе и Гасслера! Их местонахождение даже определить невозможно…

Наконец-то на проводе Мартен! Он весь день пытался связаться со штабом корпуса… Он узнаёт, что теперь его начальник генерал Жиро.

Ему дается задание, согласно приказу генерала Жиро, занять на пограничном рубеже доты, которые все равно ни на что не годятся.

А на генерала Либо, которому пришлось перебраться из Рюминьи в Ренневель, к югу от Розуа, так и наседают немецкие танки. Где лейтенант Дебре? Он не вернулся; он все еще у Вотье, ведь его послали к Вотье… Ах, вот и Вотье вместе с лейтенантом Дебре! Путь на Лиар уже отрезан: надо попытаться занять линию Обентон–Синьи-л’Аббе, то есть позицию с фронтом на северо-восток. И, выполняя этот приказ, Либо, в свою очередь, тоже занимает позиции, которые удлиняют линию обороны к югу, и таким образом обнажает фронт на севере, оставляет на севере коридор для немецких танков, коридор Шарлевиль–Ирсон. Генералу Либо остается одно — уходить на Вервен, потому что немецкие танки от Лиара дошли уже до Розуа и преградили путь нашим отступающим частям. Генерал Либо со всем штабом окончательно отрезан от своего корпуса, вернее, от того, что было его корпусом.

А что сталось с Порзером? Генерал Порзер, командующий 102-й крепостной дивизией, находился в Тен-ле-Мутье. На севере шел жестокий бой, там соединились немецкие танки, пришедшие с севера, из Бельгии, с танками, прорвавшимися с востока, из Флиза; они разрезали 102-ю дивизию и теперь уничтожали ее по частям или брали в плен. Порзер и штабные офицеры пытались через лес Синьи-л’Аббе по одиночке добраться до Розуа, не зная, что противник уже там. Генерал Порзер был взят в плен.

После того как Порзер ушел из Тен-ле-Мутье, туда вступили немцы и наткнулись на запасных лошадей, которых вели два заблудившихся спаги, лесом обошедшие неприятельские колонны, миновавшие Синьи-л’Аббе и после долгого пути попавшие сюда. По ним был открыт огонь, и теперь последние лучи солнца освещают груду мертвых или издыхающих лошадей и убитого марокканца, на котором нашли индивидуальный пакет, книжку курительной бумаги, гребеночку, носовой платок, начатую пачку табаку и мундштук от трубы.

Непонятно, куда деваются немецкие танковые части. Еще вчера одна была в Лиаре. Куда она делась? До Рюминьи она так и не дошла. Сегодня через Лиар проходит новая колонна танков, а может быть, это та же самая возвращается из Рюминьи? А та колонна, что была в Пуа-Терроне? Ведь спаги, те части, которые добрались до Синьи-л’Аббе, прошли по дороге вслед за ней. Не имея даже понятия о том, что перед ними здесь побывали немецкие танки, войска беспрепятственно проходят через Тен-ле-Мутье. По этой дороге идут остатки 102-й дивизии, которые добрались до Фруамонского леса, в то время как к северу от них проходили немецкие танки. Другие части этой ночью…

Этой ночью идет грандиозная игра в прятки. Разноречивые слухи, нервное напряжение и паника придают особую остроту этой игре.

* * *

Жан-Блэз в наступающих сумерках узнавал местность. Так и есть, вон там — это Мариамбур… Они проделали тот же путь, только в обратном направлении. Холмистая местность, по склонам — рощицы. Колонна остановилась; слева рига; справа и немного позади ферма — прочное строение с крытым двором и высокими воротами. Дорога как на ладони, деревьев нет, по обочинам широкие глубокие канавы. Танк, ведший колонну, остановился. Мул и несколько солдат, двигавшиеся посреди дороги, подтянулись к нему. Жан-Блэз, не отходя от своей пушки, крикнул сержанту-танкисту: что там такое?.. Тот, стоя в башне, махнул рукой направо, на поле, как волнами наискось перерезанное несколькими грядами холмов; ближайшая гряда метрах в пятидесяти от дороги…. высотой примерно метров в шесть…

Оттуда двигались танки рассредоточенным порядком. Один, другой… Всего штук десять. Сержант вылез из танка и, конечно, прежде всего разъяснил обстановку Жан-Блэзу. — Так что же? Наводить пушку?

— Погоди, дай выясним, с кем мы имеем дело! Да ты посмотри… какие это машины, мелочь, совсем низенькие… С моим танком я их мигом выведу из строя! Твоего пугача, может, и не потребуется… — Танки приближаются, скрываются за грядой… опять вылезают…

— Как ты думаешь, Крике? А может, это гочкисы[606] или В-40?.. — Крике не уверен. Для гочкисов как будто низковаты…

Когда они подошли ближе, сомнения Жан-Блэза рассеялись. Танки были окрашены в черный цвет, и солдаты при них были в черных мундирах. — Бельгийцы, — сказал сержант-танкист. А разве они еще существуют?

Сбоку на танках даже в сумерках видны были бельгийские государственные цвета — черный, желтый, красный. Танки медленно приближались в тишине вечера. Раз это бельгийцы — готовиться к бою незачем. Метрах в пятидесяти головная машина, на минуту скрывшаяся за грядой холмов, снова вылезла на гребень и рванулась вперед. Точно подала сигнал.

Сразу из всех десяти танков вылетает огонь. О господи, они приняли нас за бошей! Со всех сторон раздается вой снарядов, взрывы, снова вой. Все припали к земле. На каску Жан-Блэза посыпались осколки камней. Сержант-танкист инстинктивно заполз под свою машину, а солдаты с дороги бросились в канаву, с той стороны, откуда шли танки, чтобы укрыться от огня. Канава была подходящая, глубокая, удобная, вся заросшая травой; они залегли в ней. На таком близком расстоянии