мой кислый подкат, Оля опускает глаза и спрашивает:

– Как твоя рука?

– Я бы сказал, что сейчас у меня не две руки, а одна с половиной, – вдыхаю аромат ее духов.

– Это лучше, чем одна.

– Если искать в дерьме позитив, то да.

– Иногда это помогает, – поднимает на меня глаза.

Подняв руку, провожу костяшками пальцев вниз от ворота ее платья до груди, самую малость задевая кромку шва, под которым обязан находиться ее сосок.

Оля вздрагивает, и это толкает мою кровь в пах.

– Хочешь вина? – смотрю в ее глаза.

– Да… – шагнув назад, медленно разворачивается и удаляется по коридору, оставляя меня наедине с моим стояком.

Провожу рукой по волосам, глядя на ее ноги в черном капроне. 3D картинка того, как эти ноги обнимают мою талию, вишенка на торте.

Дождавшись, пока хлопнет дверь в ванную, забираю презервативы и иду на кухню, где извлекаю из холодильника бутылку белого сухого. Оставляю ровно столько света, чтобы его хватило на диван в гостиной и часть кухни. Полуавтоматический штопор позволяет разделаться с бутылкой без потери терпения и напряжения в руке. Плеснув в бокал вина, упираюсь в столешницу ладонью, слушая тихие шаги за спиной.

Все это знакомо. Знакомо настолько, что меня не тянет травить шутки. Мне хочется вмазать кулаком по столу от понимания, что это могло никогда не повториться.

Вздрагиваю, когда к моей спине прижимается мягкая женская грудь, а руки обнимают талию.

Закрываю глаза, делая медленный вдох.

Начав с грудных мышц, Оля ведет ладонями вниз по моей груди и животу. Не останавливаясь, опускает ладонь на мой член и сжимает через джинсы. Я твердый. Этого касания достаточно, чтобы по крестцу долбанул фейерверк.

– М-м-м… – смотрю на ее руку.

Между моих лопаток тихий стон.

Толкаюсь бедрами навстречу мягкому захвату. Ее пальцы сжимают сильнее, трут ствол. Тело повторяет контуры моего. Теряю терпение, когда вторую ладонь она просовывает под свитер и щекочет пальцами мой живот.

Меняю нас местами. Бедрами вжимаю ее в столешницу и набрасываюсь на губы, тормозя для того, чтобы помочь ей снять с себя свитер. Забросив за голову руку, дергаю за ворот на затылке. Сгребаю в ладони лицо с самым горячим выражением лица на всем свете.

Глаза смотрят в мои, губы приоткрыты. Пальцами впивается в мои лопатки и стонет, когда трусь о ее живот эрекцией.

– Хочешь в кровать? – спрашиваю сипло.

– Не хочу, – бросает с вызовом.

Цепляю ее нижнюю губу зубами. Втягиваю в рот вместе с языком и стонами. Оля впивается в мою задницу пальцами, когда вгоняю колено между ее ног, точно зная, что на ней чулки. Нащупываю кружевную резинку, дернув вверх край платья. Сжимаю бедро, заставляя оседлать свое.

– Ммм… – забрасывает руки мне на шею.

Двигается и трется о мою ногу со стонами, от которых перед глазами красные вспышки.

Да, родная, мы будем трахаться…

Повиснув на моей шее, не отпускает мои губы.

Ее платье ощущается как долбаная наждачка. Моя башка настойчиво требует избавиться нахер от этой преграды, и я вытряхиваю ее из него, на автопилоте найдя боковую молнию.

Это последняя связная мысль.

Ее грудь никогда не была большой, и сейчас ничего не изменилось. Ни одного сантиметра ее тела. Ничего. Все абсолютно такое же, как я помню. Розовые вздернутые соски, плоский живот, по которому веду рукой, прежде чем накрыть ладонью левую грудь. Она полностью скрывается под ней. Острый сосок царапается, заставляя меня шипеть.

Оля стонет, выгибаясь. Я слишком хорошо знаю, какие звуки она умеет издавать, когда кончает или когда принимает меня.

На ее ногах черные чулки. В качестве белья – крошечный кружевной треугольник того же цвета. Все, о чем могу думать – как буду вколачиваться в это тело, а его хозяйка…

Подняв глаза на ее лицо, сипло говорю:

– У меня нет соседей, так что не стесняйся…

Полупьяный взгляд служит мне ответом.

Протянув руки, она борется с моей ширинкой. Это мучение, потому что мой член сдохнет в этой петле, если через секунду она не достанет его оттуда.

– Твою мать… – качнувшись, прижимаюсь лбом к ее лбу, опустив глаза и глядя на то, как вокруг моего стояка оборачиваются ее пальцы. – М-м…

Двигаются вверх и вниз, сжимают головку, задевают уздечку…

Тянусь за резинкой, потроша пачку.

Оля выпускает мой член. Обнимает руками шею. Кусает ее, заставляя меня материться. Грудь царапают острые соски.

Глядя на свои руки поверх ее плеча, кусаю ее в ответ.

Вычленяю из пачки пакетик и вскрываю зубами.

– М-м-м… – морщусь со стоном, когда мочка моего уха оказывается в капкане нихрена небезобидного укуса.

Руки автопилотом надевают резинку, только после этого я отпускаю тормоза.

Сдавив бицепсом тонкую талию, заставляю смотреть на себя, прежде чем нырнуть пальцами под крошечное черное кружево.

Она мокрая настолько, что я слышу запах ее возбуждения даже отсюда. Это не сюрприз, но я слишком тупой сейчас, чтобы это осознать.

– Ай-й-й… – стонет, сжимаясь вокруг моих пальцев.

Она горячая внутри. Гладкая и узкая. Мне похер на Камиля Тхапсаева. Трахал он ее или нет, мне просто похуй, но где-то на задворках мозга бьется дикая ревность оттого, что он тоже видел ее такой. Я не знаю, в чем между нами разница, между мной и ней. Я до онемения не хочу говорить самых банальных слов на свете – все, кто были после нее, ничего для меня не значат. Ни-че-го.

– Русла-а-а-ан…

– Сейчас…

Оставляю на ее губах жадный поцелуй. Разворачиваю к себе спиной, сжимая здоровой рукой под грудью. Правой отодвигаю в сторону черную полоску белья и вламываюсь в ее тело, выбивая воздух из нас обоих…

Глава 37

Наши дни

Оля

За весь день я не проглотила ни крошки, если не считать завтрака. Может, поэтому ноги перестают меня держать, пока о мои ягодицы бьются его бедра, но я не хочу, чтобы он останавливался…

Ни за что…

Пульс бьется в каждой клетке тела. От понимания, что это он. Что это его ладонь с силой сжимает мою грудь, что это его тело прижимается сзади, что это его шумное дыхание жалит мою шею, а член давит и трется внутри меня, добывая гребаный огонь между ног.

Мне хочется плакать. Или смеяться. Еще больше хочется унять эти искры под его пальцами, когда Руслан решает добыть из меня оргазм. Вцепившись в его запястье, позволяю этим пальцам тереть свой клитор, пока бедрами Чернышов вколачивает меня в кухонную столешницу, заставляя стонать на