его до драки,

да писем совсем не писала.

Почему не писала — не знала.

Героям хочется славы

У героев много амбиций,

они написаны на их лицах:

герои хотят в президенты,

спасатели, резиденты,

героям хочется славы,

и какой бы она ни была — её мало!

Героям хочется к звёздам,

а это совсем уж просто:

лети уж, расправив руки —

избавь нас от вечной муки!

Мы сами себе командиры

Белым набело б мир я раскрасила

Край родной я белым белила,

белым плугом луга «стелила».

И бегом по белому полю

на белую-белую волю!

Неизбежным казалось счастье.

Солнце за облаком: «Здрасьте

природа, цветы и колосья!

Что же будет, когда их скосят?»

Будет хлеб хрустящий и сладкий.

Ах, какая я девочка хваткая:

радугу рукою схватила

и пшеницу ею косила.

Накосила снопов — не сносят!

Ой, да ветер меня уносит

далеко от дома родного

в мир большой, не видала такого:

страны, а в странах войны.

И их детям ни жарко, ни больно:

лежат бездыханно рядами,

не просятся к папе и маме.

Я им колосья кидала,

но меня лишь стена замечала,

стена от дома разрушенного.

Ты не слышишь, а я послушала,

как мать Природа шептала:

— Счастья всегда не хватало

на всех сразу. Лети отсюда!

И у них оно когда-нибудь будет.

Командиры ордена бед

Генералы ордена славы,

командиры ордена бед,

жили б вы вечно с нами,

пригласила б я на обед

комиссаров злого совета,

бригадиров вечной луны.

Видишь, сияют кометой

эти воины! Ищут они

белое, чистое войско,

чтобы вступить в отряд.

Ты сегодня не светлый?

Слышишь, они говорят:

— Будет мир этот проклят,

кроме наших сынов!

— Куда-куда мне податься? —

я устало шепчу. А из снов

генералы ордена славы,

командиры вечной беды!

Воюют они, но не с нами.

Умирают за них, но не мы.

Женщины-воины

Нам неважно кто нас любит,

пишет о нас, мечтает или забудет.

Для нас бумажные вихри — лишь пыль!

(Кто меня потроллить забыл?)

Кто ещё не вытащил меч?

Нам любовь свою бы сберечь

(и я её крепко держала),

но любви всегда не хватало

для нас, женщин из племени войн.

Ты меня лучше не тронь!

Тропами партизанскими я ходила,

делала вид, что любила.

Поэтому, милый, не надо,

нету у нас бравады,

нам язык не развяжешь,

по рукам и ногам не свяжешь.

Ведь мы делали вид, что любили,

а сами шагали, шагали и били!

Теперь вы слагайте легенды,

придумывайте сантименты

девам, рождённым для смерти.

И в нашу любовь, святость верьте!

Мы сами себе командиры

Я говорю: «Так надо!» —

и иду спасать мир,

а в этом мире награда —

ты сам себе командир.

Мы сами себе командиры,

ты сама себе рядовой,

в устах припорошены вирши,

чуток отдохнём и в бой!

Незачем этому солнцу

так беспощадно палить,

ведь рукоятка от сердца —

это тонкая нить:

маленький, маленький лучик

на длинном, длинном пути.

У меня заветный есть ключик,

ты ко мне подойди:

я сердце твоё открою

и чувства с собой заберу.

Нет, я конечно, не спорю,

любовь мешает в бою.

Но мы говорим: «Так надо!» —

и снова идём спасать мир,

а в этом мире награда —

ты сам себе командир.

Мы сами себе командиры,

ты сама себе рядовой,

в устах припорошены вирши,

чуток отдохнём и в бой!

Воины привычки

Воины по привычке,

воины из под небес,

нет у вас личика,

у вас в глазах только бес.

В руках меч или шпага,

за душой вообще ничего,

нахал ты или нахалка —

клич боевой вот и всё.

Воины по привычке,

воины без ружья,

у каждого есть отличие —

из глаз каждого смотрю я.

Моё детство в воине первом,

юность уже во втором,

в тринадцатом воине зрелость,

а в Жанне д’Арк — я лицом.

На лице моём красною краской

ледяная застыла кровь,

её стирает булавкой

маленький, маленький тролль.

Миролюбивые мальчики

Миролюбивые мальчики, я вас любила, а вы

пели в ночи под гитару и сочиняли стихи.

Миролюбивые мальчики дарили девкам детей,

и уносились к звёздам! Нет таких словарей,

где «миролюбивый мальчик» описан, как супергерой.

Но кто-то стучится, кто там? Дверь для беды открой!

Миролюбивый мальчик надевает шинель.

Не уходи, мой хороший, ты не все песни спел!

Но он ушёл, не простившись. Они встали все и ушли

миролюбивые мальчики — сыночечки войны.

А ты сиди, подруга, воспитывай детей:

миролюбивых мальчиков — вестников смертей.

Душа не вернувшегося с Афгана

Чёрны вороны Афгана

песни белыя поют.

Ничему не учит рана:

я ни в поле и ни тут.

Раскричалось злобно эхо:

«Айда строить магистраль!»

Я служил у вас морпехом,

а сегодня мне не жаль

ни войны безумной, дикой,

ни разбитые сердца.

Да, в Афгане было лихо,

а сегодня пустота.

Закурить бы самокрутку

и опять в неравный бой!

Что спросил ты у морпеха,

скоро ль к богу? Дверь открой…

Эй, душа моя душонка,

спи тихонечко в сторонке.

И ты, девка, не грусти,

а за встречного иди,

да не жди судьбы добрей:

мёртв я, батька «брадобрей»

обесчестил и меня,

молодого сопляка.

Чёрны вороны Афгана

песни белыя поют.

Отчего же наши девки

замуж за других идут?

Если мама ушла на войну

Каждый стих — это драма,

особенно, если мама

в этом произведении на войне.

Нет, не приснилось тебе:

твоя мать пошла воевать.

А где теперь ваша кровать?

В подвале.

Ты спишь, тебе снится мама

и школа,

нет уж которой.

Ты проснешься и знать будешь точно,

что не простишь сыночкам,

ходящим свободно в школу

(на той стороне которые).

И если с мамой что-то случится,

ты запомнишь их лица.

И обещаешь: «Я тоже пойду на войну,

когда чуть-чуть подрасту!»

А мама: «Время рассудит,

когда подрастёшь, войн больше не будет.

Но мстить — это дело последнее».

— Не пойму я тебя, ты вредная!

И вредная, вредная мать

опять ушла воевать.

Лежи и жди: скоро ль вернётся?

Небо перевернётся,

пока закончится ваша война.

Скорей подрастай, пацанва!

Снова ходим с непокорной головой

Непокорно как-то ходим

по планете золотой:

на кого-то страх наводим —

лес стоит совсем пустой.

И никто никогда не узнает

кому какие стихи!

Время дыры латает,

а мы всё шли, шли и шли.

На телах живого нет места

от поцелуев судьбы.

Женихи