войны

не хотел потерять отца, но теряет.

И у врага ребёнок войны

своего отца почти не узнает,

и так же хлеба не просит,

а лишь про победу спросит

у своей почерневшей матери,

та заплачет. Тратили

друг на друга снаряды враги:

— Беги, ребёнок войны, беги!

И ребёнок войны наконец-то заплачет:

бежать то некуда, значит,

Родина — это ловушка.

— Игрушки взрослых, игрушки! —

хохочет кто-то на небе.

Ребёнок шепчет: «Я небыль».

В небе самолёты — это крылья наших детей

Дети ложились рядами,

детей складывали в ряды.

— Да кто о них будет помнить,

кому они на фиг нужны? —

вечность, громкая вечность

хохотала где-то вдали.

Детей складывали рядами —

земле они точно нужны.

И мы заведомо знали:

рожая, смертей уже жди.

Года за годами катились.

Дети гибли всегда.

Как-то так получилось:

о них лишь помнит вода.

Вода ведь всё перемелет,

вода, она всё перетрёт

посчитает потери,

миллиард-другой унесёт!

«Некие в коих веках,

не рожали бы вы детей,

дети павшие — это веки

их родных матерей!»

Но не слушали мы тех криков,

а рожали детей назло.

Глянь-ка в небо. Это не «МиГи»,

а сыновей крыло!

Если наша Русь тебя пугает

Даже если тебя пугает эта тёмная Русь.

Неважно! Есть сильная сила, я за неё держусь,

я за неё цепляюсь и шепчу: «Отомстим

за матерей, за убогих, за детей отстоим!»

Конечно, тебя пугает наша мрачная Русь.

Но есть неведома сила, я за неё берусь:

порубаю в капусту, пущу на ветер и дым,

твержу: «Мы ни пяди, ни пяди не отдадим!»

На грани, на грани терпения и сама несчастная Русь.

Но окидывая просторы: «Я тобой, мать, горжусь!»

Уходили воины света

Стоит ли воину Света

разговаривать с воином Тьмы?

Говорю, говорю. Нет ответа.

Да пропадом пропади!

Пропадала я и пропала.

Не пытайтесь меня искать.

Много ль прошло или мало,

но вот я пришла опять.

И снова я воин Света,

ищущий воинов Тьмы.

Говорю, говорю. Нет ответа.

Да пропадом пропади!

Пропадом пропадаю,

никто не ищет меня.

Стих за стихом слагаю,

как будто душа ушла.

Радушные стрелы амура

колют суровую бровь.

Кипела злость, закипела

на уже новых врагов!

Если б не было воинов света,

не было б воинов тьмы,

просто б хозяином где-то

ходил господин Пурги.

И не думая, что он варвар,

его ласково звали бы Зверь

и не было б крови напрасной:

что ни сдыхала б — то тварь!

Эх, не было б воинов Света,

любили бы воинов Тьмы:

и рождались б на свете

лишь господа Пурги!

Быть воином — тяжкое бремя,

тебе каждый плюнет в лицо:

— Это дурное дело

слыть на живца ловцом!

Да пущай стоят ваши церкви!

Во дворцах пусть элита гудит.

Не первая я, не последняя,

кому «Уходя, уходи!»

скажут, поклон отвесят,

скажут и камнем побьют.

Кого-то с толпы повесят.

Да что же я делаю тут?

Какая радость жить

Какое счастье жить на свете,

какая радость — песни петь!

Нет, не плясали наши дети,

им очень тягостно терпеть

все эти пушки и снаряды

да золотые ордена:

с боёв вернувшихся — награды.

А впрочем, всё слова, слова.

Не станет поле огородом,

а выйдет поле голяком

и закружится хороводом:

от мелких пулек сквозняком.

Ну вот, теперь поём мы песни:

«Какое счастье — не сгореть,

какая радость жить на свете

и войны наши все терпеть!»

Партизаны, осень, небо

Умирали партизаны

и кивали головой:

— Что-то будет, но не с нами,

а с тобой, с тобой, с тобой!

Уходила осень в небо.

Наконец-то я сдалась

и как высохшая верба,

вслед за ними погналась:

— Молодые партизаны,

подождите вы меня!

Что-то будет, но не с нами,

я ведь тоже умерла.

Уходила осень в небо.

Что-то было на земле:

нет, не расцветала верба,

люди жили, как во сне.

Зачем мальчикам войны

Зачем вам, мальчики, море;

зачем вам, мальчики, лес?

Зачем к вам, мальчики, в души

чёрт мохнатый полез,

как залез, так толкает

на дурно бытиё:

видишь, с неба моргает

демон — чёрно крыло.

Зачем вам, мальчики, море;

зачем вам, мальчики, лес?

В море тонут, там горе,

в лесу пожары. Небес

вам, мальчики, что ли мало,

неужто мало дождя?

Где б я ни была, встречала:

везде хоронят меня.

Маленькие девочки смерти не боятся

Маленькие девочки —

папины и мамины белочки,

вырастая, уже не плачут,

не плачут, а это значит,

что смерти они не боятся,

бравадой своей кичатся.

Кичатся, а может, знают,

что навсегда умирают

лишь животные души;

а те, которые лучше

на небеса улетают,

но мамы об этом не знают.

Эх, маленькой, маленькой девочке

на колготки б по стрелочке

и бегом на свидание

(мамино разочарование)!

А смерти б тому не боятся,

кому не с кем обняться,

кому уже не рожать —

старым бабам, как ять!

Песнь о глазах наших

Ой, да у нас смерть в глазах,

нам бояться нечего.

Ой, да у нас смерть в глазах,

от рождения,

потому что нет у нас

дней рождения

и Нового года.

У нас ровная всё время погода:

снегопад, снегопад, снегопад

до самой до старости.

И ни в печали, ни в радости

дни, как годы, впустую тянулись.

И вот мы все оглянулись

на пороге новой беды,

где взбешённые с голоду псы

когти на нас уже точат!

Я скажу тебе, себе и дочам:

главное, голодных псов не бояться,

а глядя им в глаза, улыбаться!

И их смерть в глазищах красных наших

сделает нас ещё краше,

а когда из глаз она выпрыгнет,

то последнее слово выкрикнут

псы взбешённые да голодные:

ни себе, ни белу свету неугодные!

Ой, да у нас смерть в глазах,

нам бояться нечего.

Ой, да у нас смерть в глазах,

от рождения,

потому что нет у нас

дней рождения

и Нового года.

У нас ровная всё время погода.

На войну отправился, иди

Раз собрался на войну — иди,

а с собой хоть палку, но бери!

Коль пошёл на войну, так навсегда:

«Не провожай меня даже родня».

Раз собрался на войну — иди,

и душу, идучи, свою не береди,

пригодится тебе твоя душа:

бить руками и ногами чужака!

Не мозоль глазами белый свет,

его, вроде