с отцом моей невесты сейчас на Ленинградском проспекте, напротив Ходынки. Валентин меня предупреждал о том, что ожидается, но я не думал, что всё произойдет уже сегодня. Или это... хмм... оппоненты подсуетились? Тут пара дивизий наберется, наверное.

В трубке наступило какое-то густое и неприятное молчание.

– Валя всё-таки тебе открылся... Я ему не советовал, но он взрослый человек, сам в состоянии решить, что хорошо, а что плохо. Вот что... Егор... сколько вам добираться до меня? За полчаса управитесь?

– Да, – ответил я без раздумий.

По моим прикидкам идти нам было километра три, но одну остановку можно было подъехать на метро – или вообще воспользоваться троллейбусом, которые в ту сторону пока ходили без видимых проблем. По другой стороне проспекта бегали и трамваи – кажется, это был двадцать третий номер, которым я в студенческие годы пользовался не раз; в будущем все трамвайные пути в центре убрали, хотя конкретно этот маршрут был гораздо удобнее всего остального. В общем, за полчаса добраться было реально.

– Тогда жду вас, – сказал старик и положил трубку.

Я же остался стоять с трубкой в руке, из которой доносились частые короткие гудки, и пытался осознать, что всё это значит. Никаких разумных объяснений в голову не приходило.

– Егор, что-то не так? – Александр Васильевич выглядел встревоженным.

Я наконец очнулся и повесил трубку на рычаг.

– Нет, всё в порядке. Только вот Михаил Сергеевич приглашает нас с вами в гости...

– Можем отказаться.

– Не уверен, – я покачал головой. – Не уверен, что можем, и не уверен, что стоит отказываться. Он ничего не сказал, но, честно говоря, думаю, что нам лучше сходить. Может, это моя тревожность говорит, может, ещё что-то... но вообще танки в городе меня нервируют.

– Не тебя одного... – пробормотал он. – Мне, конечно, не хотелось бы бросать женщин одних, но, думаю, ничего страшного не случится, если мы заглянем к твоему знакомому. Ненадолго.

– Да... ненадолго, – согласился я.

***

– Как думаешь, зачем он нас пригласил?

У меня возникло чувство, что я уже слышал подобный вопрос, и мне потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить – об этом же меня спрашивала Алла, когда мы с ней ехали к старику в его квартиру на улице Хользунова.

– Не знаю, честно, – ответил я. – У него странные привычки, иногда его действия вообще выглядят бессмысленными, но потом оказывается, что он как-то незаметно принимает некие судьбоносные решения, которые сильно влияют на... на многое. Мне даже самому осознать это сложно... а уж объяснить...

Я безнадежно махнул рукой. Частично всё сказанное мной было самой настоящей правдой – я действительно не знал, как объяснить Александру Васильевичу, например, смысл увольнения Горбачева. Или то, что Алла пару недель просидела за переводами – а их не пришлось отвозить самим, потому что Михаил Сергеевич просто прислал курьера, которому мы и отдали рукописи. Да и сами эти переводы я объяснить не мог – они имели смысл, если только принять теорию моего будущего тестя о том, что меня и его дочь купили с потрохами. Но Алла утверждала, что статьи самые настоящие – и это могла быть просто проверка её способностей, как в случае с ружьем эта сладкая парочка проверяла уже меня и определяла границы, через которые я никогда не перешагну. В общем, у меня было много вопросов и к Валентину, и к товарищу Смиртюкову, но задавать их я не собирался – они точно не ответят, а вот высмеять могут. И это будет по справедливости, потому что они явно ценили тех, кто умел соображать сам, не ходил на поводке и не слушался отданных другими команд.

Сколько таких людей было в советском руководстве? Я этого не знал. Совсем скоро во властных структурах возобладает совсем другие люди, которые будут охотно брать под козырек в ответ на самые идиотские инициативы начальства, ну а вот такие честные служаки останутся не при делах. Возможно, именно такой вывод они сделали из моих сумбурных рассказов о будущем – и решились нанести упреждающий удар. Но я опять же не знал, насколько это так. Возможно, всё было совсем иначе – например, в той версии истории эта группировка тянула