Окружающее казалось мне нереальным. Ну, будто торт из сахарной ваты. Плесни водой, и останется пшик. Я шел по пружинящей траве, полный тревоги и нетерпения. А темные очки лишь немного защищали меня от головной боли.

– Куда мы идем? – осведомился я жестами у Хэртстоуна после того, как мы просвистели несколько жилых кварталов.

Он поджал губы:

– Домой.

Я, схватив его за рукав, заставил остановиться.

– В твой дом? Туда, где ты вырос?

Хэрт уставился на элегантную стену ближайшего сада. В отличие от меня, он превосходным образом обходился без темных очков, и глаза его под ослепительным светом блестели словно кристаллы.

– Камень Скофнунг находится у меня дома, – объяснили мне его руки. – У моего отца.

Слово «отец» на языке немых выражалось прикосновением сомкнутых пальцев ко лбу, а затем резко опущенной вниз раскрытой ладонью. Вышло очень похоже на букву «л», с которой, в частности, начинается слово «лузер», и оно, учитывая все, что я знал о детстве Хэртстоуна, показалось мне весьма подходящим.

Леча однажды его в Йотунхейме, я смог почувствовать жгучую боль, которую он носил в себе с малых лет. Родители плохо с ним обращались, мало того, стыдились его глухоты. А потом еще у Хэртстоуна умер брат, и они стали винить его в этом. Короче, мне было понятно, что ему вряд ли хочется снова встретиться с ними. Об этом свидетельствовали и слова Блитцена. «Не заставляй его возвращаться туда», – попросил он меня, даже и понимая, что без камня Скофнунг умрет.

И все же Хэртстоун решился. Мы следовали с ним в направлении дома, где он провел далеко не лучшее время.

– И как же у твоего отца (лузера) оказался камень Скофнунг? – четко артикулируя, поинтересовался я.

Хэрт вместо ответа кивнул в ту сторону, откуда мы подошли сюда. К нам приближалась машина. Солнечный свет был столь ярок, что я заметил проблесковый маячок на ее крыше лишь в тот момент, когда она подъехала к нам вплотную. Он мелькал красным и синим на блестящей решетке радиатора седана, а сквозь лобовое стекло виднелись внутри салона два мрачных эльфа в строгих костюмах.

Сомнений не оставалось: нас прибыли поприветствовать представители альфхеймской полиции.

– Вам помочь? – осведомился один из копов.

Мой опыт жизни на улице ясно подсказывал: мы попали в скверную ситуацию. Копы, которые на самом деле намерены вам помочь, никогда об этом не спрашивают. Такие слова от них слышишь, когда они собираются запихнуть вас в машину и отвезти в отделение. Не вдохновил меня и вид второго копа, державшего правую руку возле подмышки в явной готовности выхватить пистолет.

Выйдя из салона, он медленно подошел к нам. Первый, покинув место водителя, присоединился к нему. Оба были одеты на манер детективов в штатском: темные костюмы и неброские шелковые галстуки, к поясам пристегнуты жетоны с идентификационными номерами. На лицах обоих застыло весьма неестественное спокойствие.

Я заметил, что бледными радужками глаз и светлыми, почти белыми, коротко стриженными волосами оба походят на Хэрта, но в остальном они выглядели совсем по-другому, чем он. Куда выше ростом, худее и как-то гораздо чужестраннее. От них струился столь явственный холодок высокомерия и презрения, будто в них под рубашками были вмонтированы персональные мини-кондиционеры.

И еще они, не в пример Хэрту, могли говорить, и это казалось мне попросту диким. Я ведь провел столько времени в красноречивой тишине с Хэртом, что само понятие «эльф» у меня прочно ассоциировалось с немотой и языком жестов.

Оба копа целиком сконцентрировались на моем друге, словно меня рядом вообще не существовало.

– Я, кажется, задал тебе вопрос, – сказал ему первый коп. – Помощь не требуется? Проблемы есть?

Хэрт покачал головой и принялся было пятиться, но я схватил его за руку, зная, что отступление в таких случаях только усугубляет остроту ситуации.

– Все нормально, офицеры. С нами полный порядок, – поторопился заверить я их.

Детективы уставились на меня, как на пришельца из другого мира, в чем, в общем-то, были правы.

На знаке у первого копа я прочел: «Веснушка». Солнечных пятнышек на его коже при этом, правда, не наблюдалось, но и мне самому как-то, знаете, не совсем удается соответствовать своей фамилии Чейз, что означает «погоня». Второму копу имя, обозначенное на жетоне, тоже не особенно соответствовало. Полевой Цветочек, согласитесь, смотрелся бы лучше в гавайской рубашке или в галстуке с маргаритками, а не в строгом костюме.

– Где ты учил эльфийский язык, пень? – сморщив переносицу, будто бы от меня воняло, как от могилы твари, осведомился Веснушка. – У тебя отвратный акцент.

– Пень? – переспросил я.

Копы обменялись самодовольными взглядами.

– Спорим, Веснушка, что наш язык для него неродной? – спросил у напарника Полевой Цветочек. – А родной ему, полагаю, какой-нибудь незаконный, хусваэттр?

Мне хотелось ему ответить, что я говорю по-английски, и это, собственно, первый и единственный язык, которым мне удалось овладеть. Видимо, он и эльфийский похожи, так же как и система жестов и здесь и в Америке принята одинаковая, – вот мы и понимаем друг друга. Но я сомневался, что они воспримут мои слова всерьез, а потому предпочел помалкивать. Тем более ведь и мне их речь казалась весьма странной. Эдакое старомодное аристократическое произношение. Так говорили актеры в американских фильмах 1930-х годов.

– Слушайте, мы тут просто гуляем, – принялся уверять их я.

– В хорошем районе, – с нажимом на слово «хорошем» проговорил Веснушка. – Где вы, как я догадываюсь, не проживаете. Мейкписы, чей дом ниже по улице, позвонили нам с жалобой. От них поступил по телефону сигнал, что какие-то посторонние нарушают пределы их территории и слоняются здесь. И мы очень серьезно к такому относимся, ясно?

Руководствуясь опытом жизни бездомного, я притушил в себе возмущение. Мне было не понаслышке известно, как легко стать мишенью для представителей правопорядка, и еще больше было это известно моим товарищам по уличному существованию с более темным, чем у меня, цветом кожи. Вот почему у меня давно выработалась своя манера общения с дружелюбными уличными полицейскими. И хотя мне совсем не нравилось, что меня называют пнем, я с ними заговорил на другую тему.

– Офицеры, – обратился я к ним. – Мы этот район просто прошли быстрым шагом не больше чем за пять минут. И не собираемся здесь ни слоняться, ни останавливаться, так как идем в направлении дома моего друга.

Хэртстоун послал мне жестом сигнал:

– Осторожно.

Веснушка нахмурился:

– Что это только что было? Бандитский условный знак? Требуем говорить исключительно на эльфийском.

– Он глухой, – вынужден был сообщить я им.

– Глу-ухой? – Лицо Полевого Цветочка сморщилось от отвращения. – И что же это за эльф?