Полевой Цветочек ухмыльнулся.

– Не думаю, что этот парень когда-либо раньше хульдру видал. В мире, откуда он к нам приполз, одомашненные лесные души отсутствуют. Верно я говорю, а, пень?

Я промолчал, весьма живо себе представляя, как Джек орет в ухо этому Цветику-Семицветику из полевых сорняков песни Селены Гомес. Эта картинка меня примиряла с действительностью.

Прихожая с беломраморной колоннадой и застекленным потолком, сквозь которую ее заливали яркие солнечные лучи, несмотря на простор и обилие света, вызвала во мне чувство клаустрофобии. А интересно, как относится сама Инге к тому, что ей, согласно эльфийским законам, запрещено прятать от глаз окружающих хвост? Стесняется она выставлять его напоказ или, наоборот, гордится своеобразием? Хотя какая уж тут гордость, если это подчеркивает ее неравенство с эльфами. Нет, по-моему, ничего хуже отличительных черт, которые ставят тебя в униженное и подчиненное положение. Это похоже на то, как Хэрт слил воедино два слова: «привет» и «извини».

Присутствие мистера Олдермана я ощутил еще прежде, чем он возник в моем поле зрения. По прихожей пронесся вдруг холодок, повеяло запахом мяты. Плечи Хэртстоуна опустились, будто каменный Блитцен у него за спиной вдруг обрел такую же тяжесть, как в Мидгарде. Друг мой поправил лямки из шарфа в явном стремлении понадежнее спрятать гнома за своим телом, которое почему-то теперь сотрясала дрожь.

И тут я услышал шаги. Звук их разнесся гулким эхом по всей прихожей, и нам предстал мистер Олдерман, вышедший из-за ближайшей колонны.

Мы с Хэртом невольно попятились, и то же самое сделали полицейские. Отец Хэрта был добрых семи футов ростом и столь худым, что показался мне вылитым инопланетянином из сериала «Город пришельцев». Помните, там такие ребята рассекают пространство на летающих тарелках, производя различные медицинские эксперименты. Глаза у мистера Олдермана были слишком большие. Пальцы чересчур тонкие. А подбородок столь заострен, что лицо его напоминало идеально вычерченный равнобедренный треугольник.

Одежда у мистера Олдермана была куда лучше, чем у среднего пассажира неопознанного летающего объекта. Идеально сидящий серый костюм и зеленая водолазка, в которой шея его казалась еще длиннее. Платиновые волосы топорщились на его голове в точности как у Хэрта. Носами и ртами они тоже походили друг на друга, но лицо у отца отличалось гораздо большей выразительностью, чем у сына. Сейчас в резких его чертах можно было прочесть недовольство и затаенный сарказм. Будто он только что пообедал в до неприличия дорогом ресторане, но еда ему показалась ужасной, и он мысленно сочинял текст разгромного отзыва, который напишет о разочаровавшем его заведении.

– Ну, значит, вернулся, – впился колючим взглядом он в Хэрта. – Хорошо, хоть хватило мозгов привести с собой сына Фрея.

– Сына кого, извините, сэр? – мигом слетела самодовольная улыбочка с лица Веснушки.

– Этот юноша, – указал на меня мистер Олдерман, – Магнус Чейз, сын Фрея, не так ли?

– Именно, – подтвердил я, едва удержавшись от добавления слова «сэр», потому что подобного этот чувак от меня пока явно не заслужил.

В общем-то, мне была непривычна подобная реакция. Обычно тот факт, что мой отец Фрей, воспринимался совсем по-другому – от «ой, извините, пожалуйста!» до вопроса: «а кто такой Фрей?» – или попросту нервного смеха. Не скрою, я испытал удовольствие, наблюдая, как изменились лица обоих копов. Где былое высокомерие? Они подавленно и смущенно переглядывались друг с другом, словно говоря: «Вот дерьмо. Полубога прошляпили».

– Да кто же мог знать-то, – пробормотал Полевой Цветочек, заботливо стряхивая с моей рубашки пылинку. – Мы это…

– Благодарю, офицеры, – перебил его мистер Олдерман. – Теперь мы уж как-нибудь сами.

Веснушка одарил меня радушной улыбкой. Не удивился бы, предложи он мне на прощанье купон с пятидесятипроцентной скидкой на случай следующего ареста.

– Вы разве не слышали, что он вам сказал? – кивнул я в сторону мистера Олдермана. – Идите, господа офицеры Веснушка и Полевой Цветочек. И можете не беспокоиться: я вас запомню.

Они откланялись. То есть и впрямь отвесили нам на прощание по поклону, после чего уселись в машину и отбыли восвояси.

Мистер Олдерман сосредоточил пристальное внимание на сыне. Так просвечивают рентгеном больного, выискивая дефекты.

– Ты совсем не изменился, – какое-то время спустя отметил он с кислым видом. – К лучшему только то, что гном твой окаменел.

Хэртстоун, скрипнув зубами, с яростью автоматной очереди прожестикулировал:

– Его зовут Б-Л-И-Т-Ц-Е-Н!

– Прекрати! – потребовал мистер Олдерман. – Нечего так по-дурацки руками размахивать. Проходите, – простер он руку внутрь дома. – Мы должны как следует поприветствовать нашего гостя, – холодно оглядел он меня с головы до ног.

Нас провели в гостиную, где гостить было крайне неуютно. Из огромных окон лился ярчайший свет. Потолок маячил над нашими головами на высоте трехэтажного дома, блестя серебристо-голубой мозаикой, изображавшей небо с кучевыми облаками. Полированный мраморный пол ослеплял своей белизной. По стенам тянулись освещенные ниши с выставленными в них различными минералами и археологическими древностями. А по всей комнате стояли на белых подставках застекленные витрины, где лежало еще больше всяческих артефактов.

Для музея место отличное, но хуже некуда, чем принимать в такой обстановке гостей. Для них среди этого нагромождения витрин были отведены лишь стальной кофейный столик да две деревянные скамьи, стоящие вдоль него. С полки незажженного камина мне улыбался огромный, написанный маслом портрет мальчика. Сходства с Хэртстоуном в нем не было. Моделью художнику явно послужил покойный брат Хэрта – Андирон. Безмятежная улыбка и белый костюмчик придавали ему сходство с ангелом. Интересно, Хэрт в детстве когда-нибудь выглядел столь счастливым? Улыбающийся эльфийский мальчишка – единственное, что могло порадовать глаз посетителя этой комнаты, только ведь даже он был мертв и застыл здесь таким же реликтом, как и сотни других артефактов.

Мне жутко хотелось вместо того, чтобы сесть на скамейку, плюхнуться на пол, но, подавив в себе это желание, я решил оставаться вежливым гостем. Обычно такое мне мало чем помогает, но я все же пытаюсь. Короче, на полу оказался лишь гранитный Блитцен, которого Хэрт очень бережно там обустроил, а сам опустился рядом со мной на скамью. Мистер Олдерман занял скамью напротив и, застыв там в неестественно прямой позе, крикнул:

– Инге! Напитки!

– Одну минуточку, сэр, – тут же материализовалась в ближайшем дверном проеме хульдра и побежала исполнять приказание. Коровий хвост на ходу мотался в складках ее юбки.

Мистер Олдерман смерил сына уничижительным взглядом. Может, правда, он таким образом выражал ой-как-я-по-тебе-соскучился, но я как-то сомневался.