– В это трудно поверить. Я сражался вместе с его отцом во время осады Константинополя. Потом Андрополус попал в детское войско.

Подробности я узнал, когда доставлял султану ваше письмо. Отец мальчика попросил меня выкупить ребенка у Махмуда и увезти от магометан.

– Его надо освободить из подвала, он там умрет! Сделай что-нибудь, Лоренцо! – умоляюще произнесла Анна.

Неожиданно к ним подошел падре. Отвесив Папе Римскому низкий поклон, затараторил:

– Пора, давно пора построить у нас настоящую тюрьму, не правда ли? Тогда наконец в городе воцарится спокойствие.

Лоренцо гневно тряхнул головой:

– Кто дал вам право распоряжаться судьбой моего раба?

Священник сделал вид, будто не слышит, и продолжал твердить о своем:

– Тюрьма не будет пустовать. Вы, Ваше Святейшество, даже не представляете, насколько она необходима.

– Не ты ли настоял на аресте пастуха? – прервал его Папа.

– Наш великолепный город нуждается в защите. Нельзя допустить, чтобы беглые рабы разгуливали на свободе, это опасно и вредит репутации прихода, – прижал руки к груди священник. – Парень – шпион. Его замечательный голос – хитрое оружие. Я уверен, что магометане специально научили мальчишку завораживать людей пением, как удав парализует кролика взглядом. Кроме того, он залез на стену и размахивал копьем. Он покушался на Ваше Святейшество. У меня есть доказательства.

– Оставь их при себе. Этот отрок – раб моего кондотьера. Своим самоуправством ты ставишь барона в неловкое положение. За поступки раба несет ответственность хозяин.

Анна, внимательно следившая за разговором, заметила, что при этих словах Пий Второй мельком взглянул на Лоренцо и недобро усмехнулся.

– Видит Бог, я не желал бы доставить господину барону малейшего неудобства, – ответствовал падре. – У зла есть только один хозяин, и его коварство не знает границ.

Папа Римский кивнул.

– Враг рода человеческого неразборчив в средствах. На этот раз он избрал своим гербом мусульманский полумесяц, – продолжал приходской священник. – Без застенков в Корсиньяно никак не обойтись.

– В Пиенце, – поправил Папа.

– Разумеется, в Пиенце. Прошу меня извинить. Имя еще совсем новое.

– Ты говоришь о тюрьме для бандитов с большой дороги или для малых детей? – в голосе Пия Второго просквозило раздражение.

– Вы не знаете моих прихожан, Ваше Святейшество. А у меня они все как на раскрытой ладони.

– Не люблю доносчиков, – поморщился Папа. – Паства, кстати, знает о тебе не меньше, чем ты о ней. До меня уже доходили кое-какие сведения. Ты самоуправничаешь да еще бросаешь тень на моего кондотьера.

– Беглые рабы опасны, Ваше Святейшество, – повторил падре. – Особенно вооруженные.

Анна увидела, что Папу Римского утомила ходящая кругами беседа. Лицо его под жарким августовским солнцем покраснело. Из-под маленькой шапочки, поверх которой была надета широкополая кардинальская шляпа, по лбу струился пот. Ноги дрожали. При помощи двух слуг Пий Второй тяжело взгромоздился в паланкин.

– Мальчика надо бы выпустить, – донеслось оттуда.

Приходской священник застыл, разинув от удивления рот. Глядя на него, Папа Римский не сдержал смеха. Все вокруг засмеялись тоже. Хохот пронесся по площади волной, захватывая кардиналов, епископов, простолюдинов. Смеялись все – радостно, освобожденно, беспричинно.

Папская свита направилась к воротам дворца. Зазвенели веселые ритмичные звуки лютни, трубадур затянул песню. Праздник продолжился.

Всеобщий разлив веселья обошел Анну стороной. Она даже не улыбнулась, озадаченная той легкостью, с которой изменяется настроение людей. В церкви им было велено молиться и думать о Боге – они так и делали. На площади Папа Римский подал знак к смеху – они хохочут, сами не зная над чем. Не смеются только она и священник. Его лицо приняло зеленоватый оттенок.

– Сегодня у нас праздник! – крикнул глашатай. – Его Святейшество велел зажарить для народа тридцать отборных быков. Идите под навесы, будем пировать! Потом нас ждут скачки, а под конец бег наперегонки! Участвуют мальчики старше двенадцати лет!

Опомнившийся приходской священник мелко семенил за папским паланкином и бормотал, слегка заикаясь:

– Ваше Святейшество, нижайше благодарю за подаренную сутану!

Действительно, заметила Анна, одежда падре обновилась.

– И за башмаки спасибо. Я ведь хожу в церковь по коровьей тропе. Grazie, grazie![23]Старые ботинки давно прохудились, уж и сапожник ничего не мог с ними поделать. Да и тесноваты они были. Благослови, Господи, Папу, князя Рима! – Пий Второй, отвернувшись, никак не реагировал на слова благодарности. – Собственно, я хотел поговорить с вами о другом. О трещинах в церковной стене.

Видя, что спина Папы неумолимо удаляется, последнюю фразу приходской священник произнес в полный голос, почти прокричал. Ее услышали многие, но никто не принял всерьез. Людей снова охватил приступ смеха. Анна опять в нем не участвовала. Нет уж, падре, теперь вас и близко не подпустят к воротам поместья!

Папа Римский смеялся вместе со всеми. Его настроение вновь улучшилось. «Он человек своего народа, – подумала Анна. – но ему редко удается слиться с общими чувствами и чаяниями. А сегодня довелось. Смогу ли я когда-нибудь засмеяться так же беззаботно и открыто? Разве что когда вернусь к своим. Радость детства можно испытать только там, где родился».

Пий Второй остановил носильщиков. Паланкин опустился на землю.

– Кто-нибудь, приведите ко мне того мальчика, – приказал Папа, вытирая слезы, выступившие от хохота. – Только не падре, а то пастух чего доброго решит, что в день Усекновения честной главы Иоанна Крестителя мы собираемся отрубить голову и ему.

Лоренцо подал приходскому священнику знак убираться прочь.

– Я хочу поговорить с пастухом сам, – сказал Пий Второй. – Если он подтвердит, что злополучное копье не было орудием нападения, пусть принимает участие в празднике и в беге наперегонки.

– Если только он не слишком ослаб, – вздохнула Анна.

– Я благословлю его, – ответил Папа Римский.

Анна улыбнулась Лиаму: все в порядке.

Отдав охране приказ соблюдать бдительность, Лоренцо пошел во дворец вызволять Андрополуса из заточения. Баронесса огляделась и увидела Бернардо, принимавшего поздравления. Он весело отвечал на объятия и поцелуи. Он в безопасности.

Слова приходского священника о трещинах в стене не возымели последствий. Всем хотелось праздника и веселья; церковь высится на площади и незачем думать о дурном. Пурпурный плащ архитектора ярко переливался под солнцем. «Бернардо похож на матадора», – подумалось Анне. Она ждала, что взгляд маэстро отыщет ее в толпе, но тот даже не смотрел в ее сторону. Что ж, пусть пожинает сладкие плоды триумфа. Потом все равно подойдет – хотя бы поблагодарить красильщицу.