Ребенку сказку расскажи —

На свете правды больше станет»

Валентин Дмитриевич Берестов, «Не бойся сказок. Бойся лжи…»

«Куре птицей не летать, врачу больных не е…ть», гласит народная мудрость, к которой мы еще вернемся в конце нашего повествования.

Алексей Александрович Моржов имел репутацию хорошего врача, немного не от мира сего. Как репутация хорошего врача может уживаться с репутацией человека «немного не от мира сего»? Да очень просто, ведь в первом случае речь идет о личностно-профессиональных качествах, а, во втором, – о тех потаенных глубинах, в которые могут проникать только близкие люди. Врачу положено быть рациональным прагматиком, а Алексей Александрович любил помечтать о возвышенном и чувства ставил выше прочих соображений. Возведет очередную биксу на пьедестал, заидеализирует ее сверх всяческих пределов, мыслимых и немыслимых, повосхищается-повосторгается, но скоро разочаруется и до встречи со следующей кандидаткой в идеальные создания пребывает в меланхолическом настроении. На работе меланхолия не сказывалась – Алексей Александрович четко диагностировал инфаркты миокарда, твердой рукой купировал аритмии и не менее умело боролся с отеками легких. Поговаривали, что в недалеком будущем он станет заведовать отделением кардиологической реанимации… Впрочем, поговаривали об этом уже не первый год, но дело не в этом, а в том, что однажды в мае, когда цвела акация и Алексей Александрович маялся от невозможности восторгаться кем-то, кроме своей законной супруги, между нами будь сказано, совершенно не располагавшей к восторгам, «скорики» привезли в отделение женщину тридцати двух лет с мерцательной аритмией,[24] которую не удалось купировать на дому.

Введенные бригадой препараты подействовали в момент осмотра в стационаре, так часто случается.

– Вы – волшебник! – улыбнулась пациентка. – Умеете лечить прикосновением…

– Я не волшебник, я только учусь, – привычно отшутился Алексей Александрович, сказав при этом чистую правду, потому что врачам приходится учиться всю жизнь и не только на курсах повышения квалификации, но и самостоятельно, чтобы быть в курсе всех новшеств.

В душе, однако, тихо зазвенели невидимые струны, предвестники любви.

«Стоп! – одернул себя Алексей Александрович. – Это – пациентка! Да и вообще…».

В слова «Да и вообще…» было вложено очень много смысла, начиная с недавнего неприятного разговора с супругой и заканчивая отсутствием левой груди у пациентки Кирилловой. Бедная девочка… Тридцать два года и уже онкология в анамнезе. Чур нас, чур! Кириллова, кстати говоря, держалась молодцом – об операции рассказывала легко, словно о перенесенном насморке, да еще и пошутила – так вам меня выслушивать легче, нет худа без добра. Алексей Александрович уважал стойких духом, ну а тех, кто умел подшучивать над своими бедами-горестями, уважал втройне.

Всякий раз, проходя мимо койки Кирилловой, Алексей Александрович ловил ее взгляд, сопровождавшийся легкой улыбкой, и улыбался в ответ, жаль, что под маской улыбки не было видно. Когда пациентка, получив дозу усыпляющего коктейля, заснула, Алексей Александрович восхитился тем, как красива она во сне, еще красивее, чем наяву. Кириллова и впрямь была хороша с лица. Лоб высокий, скулы тоже высокие, глаза не очень большие, но живые или, как принято говорить – выразительные, нос тонкий, породистый, с едва заметной горбинкой, губы красиво очерчены, а нижняя выглядит слегка припухшей… Впрочем, может она ее зубами зажимала, так многие делают, кто уколов боится. С фигурой у Кирилловой тоже все было в порядке, даже отсутствие груди не портило впечатления, возможно потому, что Алексей Александрович не фанател от бюстов. Он больше внимания обращал на ноги, придавая значение не только их длине и форме, но и красоте ступней. Также ему нравились красиво очерченные по́пы, ну и состояние кожи тоже имело значение. Как говорил двоюродный брат Арсений, под руководством которого Алексей Александрович делал первые шаги в познании женщин: «Баба должна быть бархатной на ощупь, сладкой на вкус и пахнуть медом».

Во время утреннего обхода Алексей Александрович снова удивился – после ночи, проведенной в реанимации, пусть даже и со снотворным, Кириллова выглядела так, словно спала дома, и не каких-то там пять часов, а все десять. Взгляд ясный, щеки розовые, вся так и дышит свежестью, не иначе как вопреки строгому запрету «не вставать», упросила кого-то из сестер отключить ее от монитора и сбегала умыться в туалет.

– Когда меня выпишут? – поинтересовалась она, ответив на положенные вопросы о самочувствии.

– Из реанимации не выписывают, – обломал Алексей Александрович. – В лучшем случае, если ритм больше не нарушится, сегодня вечером вас переведут в отделение, а там вам придется провести не менее трех суток. «Мерцалка», возникшая впервые в жизни, требует разбирательства…

– Да какое тут может быть разбирательство, – Кириллова смешно и как-то обворожительно наморщила нос. – Я вам без разбирательства покаюсь – намешала виски с текилой, да еще и отполировала вермутом, вот сердечко и затрепыхалось. Но больше я так делать не стану, от чего-то точно воздержусь, скорее всего от текилы… Отпустите меня домой, милый доктор, у меня там ноут остался, а в ноуте текст, который нужно сдать сегодня, во что бы то ни стало…

На кого только не ссылались пациенты, настаивая на немедленной выписке, но про ноут Алексей Александрович услышал впервые. Какая честная девушка… Могла бы и про трех котов с черепашкой в придачу соврать или под подброшенного родителями племянника, а она правду сказала.

– Из реанимации вас не выпишут! – категоричным тоном сказал Алексей Александрович, постаравшись выразить взглядом недовольство такими драконовскими порядками. – Можете завтра выписаться из отделения, по собственному настоянию, под расписку.

– Завтра не канает, – покачала головой Кириллова. – Нужно сегодня. Там всего-то осталось пару абзацев дописать, да перечитать… И вот нахрена ко мне вчера подруги приперлись, скажите пожалуйста?

Алексей Александрович пожал плечами – мне-то откуда знать?

– А если я убегу? – собеседница испытующе посмотрела ему в глаза. – Я же могу убежать, правда?

– Илона Роландовна! – выговаривать нестандартное имя-отчество пациентки было неимоверно приятно. – Ну как вы убежите? Босиком, завернувшись в простыню? Вам из корпуса в таком виде выйти не дадут.

– Принцессам обычно помогают бежать из заточения благородные рыцари, – в глазах Кирилловой сверкнули веселые искорки. – Вы хотите стать моим рыцарем?

– Хочу! – выпалил Алексей Александрович, несказанно удивляясь тому, что он сказал. – Полежите полчасика спокойно и ни с кем тему ухода не обсуждайте.

Неоспоримым достоинством доктора Моржова было стремление идти навстречу людям. Если человек нуждается в твоей помощи, то помоги ему и это тебе зачтется. Старшая медсестра Любовь Сергеевна, которой Алексей Александрович однажды спас карьеру и регулярно одалживал небольшие суммы до получки, не смогла отказаться от участия в столь сомнительном предприятии, как