Андрей вспомнил, как Капитан по памяти зачитывает приметы Проводника, и рассмеялся.

– Я знаю о тебе такое… ты даже не подозреваешь.

Алиса изобразила изумлённо-игривую гримасу.

– Тогда я жду объяснений, – потребовала она.

– Пока ещё не время.

– Ты хочешь заставить меня теперь всё время об этом думать? – прищурилась Алиса. – По-моему, это коварно и бесчеловечно.

– С такими обоями можно вообще ни о чём не задумываться, – заметил Андрей.

– В моей комнате обои ещё смешнее, – сказала Алиса, – показать?

Это действительно были совсем детские обои. Нежно-голубое небо, усыпанное маленькими звёздами, которые тянули друг к другу лучи, и среди них плыли улыбающиеся месяцы.

– Если выключить свет, они будут немножко зелёные, – показала Алиса на звёзды.

И Андрей выключил. Он коснулся щекой её волос и закрыл глаза.

– Это так надо? – тихо-тихо не то спросила, не то подтвердила Алиса.

Он не нашёлся, что сказать, и просто покачал головой. От неё пахло сигаретами и горьковатыми духами. Андрей ткнулся лицом в Алисины волосы, и она чуть подалась вперёд…

* * *

– Тебя, может, укрыть одеялом? – шёпотом спросила Алиса.

– Нет, спасибо, – сказал он, целуя её в плечо.

– Знаешь, – призналась она, – а я жуткая мерзлячка, я даже сплю в носках. Стыдно, да?

– И вовсе не стыдно.

Алиса вздохнула.

– Это ты сейчас так говоришь.

– Я всегда буду так говорить.

Алиса взяла руку Андрея и прижала её к самому низу живота.

– Чувствуешь?

– Татуировка?

– Ага, японская. Дельфин.

Андрей погладил Алису по волосам. Обойные звёзды тускло мерцали. Сквозь оконное стекло просеивалось немного ненастоящей луны, за которую сходил один из фонарей.

– А почему дельфин? – спросил Андрей, проводя кончиками пальцев по Алисиной руке и сжимая её ладонь.

Алиса фыркнула.

– Я – девочка, он – дельфин. По-моему, всё логично.

– Ещё как, – согласился Андрей.

Если они призна́ют её своим Проводником, то так даже лучше, думал он, глядя на неё. Значит, они её послушают, и тогда всех удастся вытащить. Он попробовал думать о том, как всё можно будет организовать, но эти мысли соскальзывали куда-то в темноту.

Алиса рассказывала о море.

– Ты знаешь, – говорила она, – я совсем не могу жить без воды. И без морской – особенно. В детстве папа всегда возил нас с братом на море, каждый год. Мы ездили в Геленджик, в Сочи и ещё в Гагры. Там, говорят, сейчас война. Или уже кончилась? Надо будет там побывать как-нибудь: там такой детский городок смешной был у пансионата, я помню двух огромных деревянных лошадей – чёрную и почему-то красную. Мы рядом с ними День Нептуна разыгрывали. Представляешь?..

Когда Алисины глаза сами собой закрылись, и история прервалась на полуслове, Андрей продолжал видеть звёзды с протянутыми друг к другу лучами. И, может быть, даже именно из них шёл снег.

Валька снова открыл в халате, причём этот халат был хуже прежнего: залатанный и замшелый. С линялыми, некогда разноцветными полосами.

– Поздно уже, – проворчал Валька, – а вдруг я не один?

– В таком случае я тут же выметусь. Только ведь врёшь: сидишь в танки режешься.

– Не твоё дело, – огрызнулся Валька, но дверь распахнул.

Андрей переступил через порог, с сомнением оглянулся по сторонам и снова перевёл взгляд на Валькин халат.

– Слушай, надо поговорить. Но лучше бы, конечно, не здесь.

Валька презрительно фыркнул.

– Уже бы взяли, – заметил он, – Сычёв и прочее.

– Не факт. Валь, если есть где, то лучше там.

Валька покривился: ему явно не хотелось никуда вылезать из уютного захолустного сумрака. Он, поди, не в танки – так в какой-нибудь «Ассасин» бьётся, а тут Андрей в целое путешествие тащит.

Попереминавшись с ноги на ногу в танце нерешительности, Валька всё-таки ушёл в спальню одеваться. Он вернулся в дырявых джинсах и старом свитере с красными и зелёными ромбиками, вроде бы он в нём ещё в институте ходил. С другой стороны, у него тогда живота не было. Если только свитер растянул…

Они вышли из офицерского блока и двинулись вверх по Курчатова – по направлению к Ленинградскому проспекту. Фонари горели через два, а то и через три, и света, можно сказать, не было вовсе.

– Куда это мы? – поинтересовался Андрей.

Валька мстительно поцокал языком:

– Ну раз ты такой джеймсбондовский, то на месте и увидишь. Зачем предупреждать безопасность и марсиан?

Андрей улыбнулся и кивнул.

Шли молча, только Валька насвистывал тему из «гардемаринов». У него всегда это лихо получалось – свистеть. В детстве Андрей изо всех сил старался сравняться с другом, но нет. Даже тут нужен талант.

На подходе к Ленинградскому около поваленного фонарного столба темнела мёртвая автомобильная туша. Похоже, она сковырнула столб и сама отлетела от удара.

– Удолбался он, что ли? – разглядывая тёмные куски на асфальте, сказал Валька. – Водитель в смысле.

Андрей подошёл к останкам машины и провел рукой по номерной панели – нет номеров. Потом скажет, что здесь не требуется. В начале года что-то такое принимали, мол, передвижения по внутренним дорогам корпораций оговариваются правилами внутреннего распорядка.

Минут пять шли по дороге, потом Валька свернул во дворы. Он достал из кармана связку из двух ключей и крутил её на пальце.

– Отцовский дом? – догадался Андрей.

– Да, батяня уехал в какую-то очередную Абхазию, шпионит, поди.

Подъезд неожиданно открывался ключом. Вроде бы даже самым обычным. Внутри оказалось светло и довольно чисто.

– Да, – заметил Валька, – буржуи они тут.

Лифта не было – в блоке всего три этажа. Валькин отец жил на втором. Перед входом в квартиру на стене был прибит железный ящик вроде почтового, только из такого толстого металла, как будто его вы́резали из лобовой танковой брони.

– Телефон в ящик кинь, – сказал Валька, – на обратном пути заберешь.

Андрей вытряхнул свой «самсунг» из чехла и аккуратно опустил в железный короб. Валька кинул туда же «айфон».

– Ботинки снимай, – предупредил Валька, только войдя в квартиру, – тапки в тумбочке слева. Любые, кроме синих, бери – батя не любит, когда его вещи трогают.

Андрей разулся, но тапки брать не стал. Ему не хотелось проходить вглубь квартиры. И запах тошнотворно-сосновый неприятен, и вообще…