— А где же доктор Проктор? — спросила Лисе и посмотрела вверх.

Он скользил. Но очень медленно, обхватив перила ногами и постанывая от боли.

— Де дапрягайся так сильдо! — крикнула фрекен Стробе.

По-видимому, профессор последовал ее совету, потому что заскользил быстрее и вскоре — бах! — уже лежал на полу, распространяя запах жженой ткани своих брюк и пытаясь дуть на обожженные ноги.

Высоко вверху хлопнула дверь, и Лисе запрокинула голову. В просвете лестницы на последнем этаже она увидела лица. Черные лица в обрамлении седых волос. Потом по лестнице прокатился рык:

— Уроды! Они там! Назад в лифт! Быстро!

— Бежим! — Лисе кинулась к единственной двери, которая обнаружилась в поле зрения.

За дверью оказался холл, битком набитый людьми. Лисе, не останавливаясь, бросилась к входной вращающейся двери, профессор и фрекен Стробе старались не отставать. Вылетев на площадь Хольберга, они устремились к парковке.

— Оди преследуют дас! — кричала за спиной Лисе фрекен Стробе.

— Они нагоняют! — кричал где-то далеко позади доктор Проктор.

Лисе бежала со всех ног. Она знала, что нужно делать, чтобы не превратиться в вафли.

Подпрыгнув повыше, она красиво пролетела по воздуху и опустилась прямо на сиденье МСК (это значит «мотоцикл с коляской», разумеется), нажала ногой на рычаг стартера, одновременно выкрутив ручку газа. Мотоцикл не завелся.

Она нажала еще раз.

Безрезультатно.

Еще раз.

То же самое.

Она услышала, как запрыгнула в коляску фрекен Стробе. Увидела доктора Проктора. Быстро обернулась. Преследователей не было видно, зато было слышно. Длинные и жутко неприятные когти поспешно скребли по асфальту. Закамуфлированные до невидимости бестии догоняли.

Лисе подпрыгнула и навалилась на рычаг зажигания всем весом.

Тррррын-тыдын-тыдын!

Итак, мотор завелся, но толку-то? Лисе ведь ни разу в жизни не управляла мотоциклом.

— Сцепление и передача! — крикнул Проктор. — Сцепление и передача!

«И где искать это сцепление и передачу?» — гадала Лисе, дергая все подряд.

Когти скребли асфальт уже совсем рядом. Лисе нажимала и крутила все рычаги и рукоятки, какие видела. И тут она почувствовала, как кто-то оседлал мотоцикл позади нее и положил руки ей на плечи.

— Вот как надо! — Это был доктор Проктор.

Мотоцикл выехал на полосу и помчался прочь.

— Теперь давай направо, — шептал Булле, повернув голову так, чтобы видеть синеватый лягушачий язык Грегора, который уже проник через решетку в двери камеры.

— Кува? — простонал Грегор с широко открытым ртом.

— Направо. Загни язык за угол. Где-то там, в коридоре, сидит Йоран.

— Ве агу, — простонал Грегор.

— Надо, — сказал Булле. — Это наш единственный шанс спастись.

Обессилевший Грегор все-таки сумел вытянуть язык. Вытянуть так далеко, что кончик языка завернул за угол и исчез из поля зрения.

— А теперь двигай его дальше на ощупь, — шептал Булле. — Связка ключей, скорее всего, лежит у него на коленях.

— Оу!

— Что свуилось? Извини, что случилось?

— Яык пвивевз!

— Что?

— Оу-оу!

— Тсс! Разбудишь Йорана.

Тут Булле увидел язык и понял, что хотел сказать Грегор.

Язык примерз к холодным как лед прутьям решетки! Булле с ужасом вспомнил, как он не раз поддавался искушению лизнуть холодную как лед стойку ограды и примерзал к ней. И освободиться можно было только ценой страшной жертвы — дернув языком так, чтобы оторвать его, оставив примерзший слой на металле. Но у него-то был маленький язык. А у Грегора…

— Тяни его к себе, — велел Булле.

— Ольно, — сказал Грегор со слезами в голосе.

— Дергай! — строго сказал Булле и закрыл глаза.

И услышал, как язык с треском оторвался от решетки, когда Грегор откинул назад голову.

— Оу! Оу-оу!

«Втройне оу»! — подумал Булле и открыл глаза.

Лягушачий язык лежал на холодном грязном каменном полу, словно кусок замороженного до синевы китового мяса.

— Молодец, Грегор. Продолжай.

Синий кусок мяса стал извиваться. Но опять замер.

Грегор вздохнул.

— А утал, Вулле.

— Не думай об усталости! Мы должны спасти мир, Грегор! Не забывай!

— Вевавижу мив!

— Тогда вспомни, что надо спасать фрекен Стробе.

Наступила тишина. Потом язык зашевелился.

— А ошел до ео нохи, — прошептал Грегор.

— Выше, — сказал Булле.

— Кхолено, — сказал Грегор.

— Выше.

— Бедхо.

— Выше.

— А это… сто это? Гватхое и твевдое…

— Это…

Булле догадался, чего коснулся язык Грегора, и порадовался, что Грегор этого не видит. Но, судя по всему, тот и сам понял.

— Фу! — Грегор закрыл глаза и стал плеваться.

Они услышали, что в коридоре к ритмичному храпу добавилось довольное похрюкивание. Булле не удержался и захихикал. Прикованный к стене, приговоренный к смертной казни Булле трясся от смеха.

— Не сдавайся, Грегор, — прошептал Булле сквозь смех. — Нашел ключи?

– ‘А, — сказал Грегор. — Свясха хлютей. У вехо на кхоленях.

— Прекрасно! Бери!

Булле смотрел, как язык сматывается обратно, будто серпантин, и вот уже изо рта Грегора торчит только кончик языка. А на кончике языка висит тяжелая связка ключей. Этими ключами мы сможем открыть все, что захотим, подумал Булле. И висячие замки на цепях, и решетку камеры, и дверь в Тюремную башню, и служебные двери во двор, чтобы незаметно убежать. Абсолютно все. Была только одна маленькая проблема.

– ‘Ак мы отопвем хамки со скованными вуками?

Вуками? Ах да, точно, у них ведь руки скованы. Булле так далеко вперед не заглядывал.

Он с тоской посмотрел на Перри, но закрытый в банке паук с каждой минутой терял силы. Ждать помощи с его стороны не приходилось.

Свобода была так близко — и так далеко.