Хотя на самом деле кто ж точно знает, что на подкладке зашито, какая генная инженерия в бессознанке бурлит?

Вот и Вася подвергнется схожей обструкции, правда, значительно позже. В выпускном году он возмутился анкетой, предложенной всем ученикам. Бессмысленная отчётность заставляет классных руководителей распространять глупые опросы, например кто куда станет поступать после окончания школы. Зачем, почему и кому это нужно? Вася взбрыкнул. Вокруг были девочки и прочие люди, превращавшие класс в подобие сцены, особенно если выйти к доске.

– Кажется, моё поступление касается только меня и моих родителей.

Вася, вероятно, предчувствовал ветер перемен и грядущую перестройку, переориентировавшую народонаселение с классовых на индивидуальные ценности. Хотя тогда ни Гласностью, ни Ускорением ещё не пахло. Но виноградники в Молдавии уже рубили вовсю. Повышая стоимость водки и открывая винные магазины не в 11 часов утра, но, что ли, в два дня. В самый, понимаешь, что ни на есть обеденный перерыв, после которого и трава не расти.

Васе объяснили, что это не так и его планы на поступление не должны портить общей картины успеваемости выпускников, после последнего звонка формально к школе не относящихся, но, тем не менее, до последних дней своих считающихся птенцами конкретного среднего учебного заведения. Тогда Вася съязвил, как ему показалось – весьма остроумно. Но оказалось, что с последствиями.

– Хорошо, тогда записывайте: духовная семинария.

На что классный руководитель, физик по кличке Колобок, припомнив его залёты с религиозным дурманом в начальной школе[22], заметно опечалился, можно даже сказать, спал с лица, скорбно заявив, что верующий человек не имеет права числиться комсомольцем: ВЛКСМ – сугубо атеистическая организация. Васю вызвали на комитет комсомола, и его же товарищи, пряча глаза, как когда-то Андрюша Семыкин (интересно, где он сейчас? Чем занимается? Обуздал ли пароксизм навязчивых страстей?), исключили его из этой всесоюзной, орденоносной организации, ставшей кузницей кадров для всех постсоветских кооператоров и олигархов. Случайная шутка обернулась судьбой, что, впрочем, бывает у нас сплошь и рядом.

– Ну, вот в кого он такой?

Вася рассказал родителям, что он отныне не комсомолец. Мама расстроилась больше него: это ведь может повлиять на поступление (точнее, на непоступление) в университет. Папа, понимавший, что сыновье абитуриенство при любом раскладе следует контролировать, переживал меньше, прокручивая в голове, кого следует озадачить отягчающими обстоятельствами Васиной биографии, чтобы уже наверняка.

– Ведь если сын попадёт в стройбат где-нибудь на Колыме, я оперировать не смогу, скальпель в руках ходуном станет ходить!

Вася пытался гордиться опалой, шутил про экономию для семейного бюджета[23], но выходило неубедительно.

– Как в кого, разве мы сами не были такими? Вспомни историю «Колокольчика».

Мама в ответ замахала руками, идите из кухни, мол, мне надо побыть одной. Знаем мы твоё одиночество, мама, Минна Ивановна снова «забыла» в кухонном ящике соусированные сигареты «Ява сто», и сейчас же, через минуту, из-за закрытой двери потянет никотиновой свежестью.

Про «Колокольчик» Вася совсем недавно слышал – когда родители принимали попутчиков из поездки по ГДР и Таня Крохалёва проявила странную осведомлённость в деле десятилетней давности, между прочим упомянув, что «Эрика» берёт четыре копии и, значит, тираж неподцезурного журнала «Колокольчика» выпускаемого студентами мединститута, был минимум восемь экземпляров – ровно по количеству участников.

Мария Игоревна Макина тогда ещё засмеялась, что, мол, это за название для литературного журнала (она же ни одного повода не пропускала, чтоб поехидничать), а папа очень даже серьёзно ответил, что у Герцена с его международным движением был «Колокол», а у бедных студентов-медиков в провинциальном Чердачинске сил хватило лишь на «Колокольчик»: выше головы не прыгнешь!

После этого разговор подвис, будто бы исчерпавшись, но мама и папа (Вася заметил) успели обменяться многозначительными взглядами. Ему потом объяснили, что году в 70-м они придумали издавать такой журнал, где, ни боже мой, политика отсутствовала, зато расцветали литература да всяческие искусства. В отличие от авторов «Колокола», чердачинские студенты практически не интересовались политикой, но хотели самоутверждения. Вот и собрали «творческий коллектив», придумали эмблему и сделали первый номер.

Васин папа заведовал в «Колокольчике» разделом юмора, напоминавшего репризы из тогдашнего КВНа и шутки с шестнадцатой полосы «Литературной газеты»: «Когда Юру Пейсахова спросили, почему он так рано женился, Юра густо покраснел».

Непуганые, они и не думали скрываться: мама с Минной Ивановной перепечатывали тексты журнала, сидя в регистратуре у тёти Люды Крыловой: каждому члену редколлегии и автору предназначался один машинописный экземпляр (далее этого студенческие амбиции не распространялись).

Там-то, в регистратуре у Крыловой, девушек у казённой пишмашинки (тётя Люда затем красиво переплела все восемь экземпляров, проложив титульный лист папиросной бумагой) засёк профессор Макевич и спросил, что это за листовки. Ему радостно и даже с гордостью объяснили.

Профессор Макевич (он и сейчас в Медакадемии служит) поднял бровки, сказав, что делать этого ни в коем случае нельзя: арестовать могут. Науке неизвестно, он доложил в КГБ про «Колокольчик» или кто-то другой, но через какое-то время членов литературного братства начали тягать на допросы и склонять к сотрудничеству.

Это, конечно, отдельная песня и Васе лучше не знать об этом (меньше ведаешь – крепче спишь), но во время разговоров с редакцией и авторами «Колокольчика» на столе у следователя из КГБ всегда красовался номер журнала, поэтому сложно было понять, кто слил информацию в органы: Макевич или кто из своих, тайно завербованных. Белая обложка, на которую в верхнем правом углу наклеили рисованную эмблему (цветок на тонком стебле, привязанный к остро заточенному карандашу), была одинаковой у всех экземпляров журнала. Различия (качество первой, второй, третьей или четвёртой, совсем уже нечёткой копии) начинались внутри, а следак свой экземпляр никому не давал.

Отдельные буйные головы предлагали устроить очную ставку: собрать всех причастных к выпуску «Колокольчика» со своими экземплярами и хотя бы через это выяснить, кто придёт без номера. Особенно буйствовал один «молодой писатель» Андрей Санников, чьим творческим кредо было всегда и в любой ситуации говорить правду и ничего, кроме правды[24], и которым товарищество особенно гордилось, как самым потенциально талантливым. Кстати [сугубо для истории], идея журнала принадлежала именно ему. Санников, вместе со своим главным другом-соперником Володей Ершовым, больше всех мечтал о подлинном писательском призвании.