Но, немного подумав, решили сходку правды не устраивать, а просто напились горькой, навсегда похерив идею неподцензурной культуры: эх, не дорос ещё Чердачинск до кристальных высот чистого искусства и, видимо, никогда не дорастёт.

Воздадим должное великодушию карательных органов: серьёзных административных последствий «Дело „Колокольчика“» не имело. Хотя могло. Никого не посадили и даже не уволили. Кого-то перевели в кандидаты КПСС, кому-то отложили защиту кандидатской, кого-то дольше остальных мариновали при выезде в туристическую поездку по странам народной демократии.

Не повезло одной только тёте Люде: её приказом Макевича уволили из низкооплачиваемой регистратуры, точно шуршание бумажками, перекладываемых с места на место, – великая привилегия. Но Крылова долго работы не искала, устроилась буфетчицей в директорскую ложу недавно открытого чердачинского цирка. Вася побывал у неё в гостях «за кулисами» и представление смотрел с самого козырного места, будто очень большой начальник.

Царская ложа разбередила в нём изжогу тщеславия. Вася крутил всё время головой, пытаясь разглядеть кого-нибудь из знакомых – чтобы они засвидетельствовали его особое положение. Ему повезло – среди зрительской массовки он разглядел Лену Соркину со второго этажа, а рядом с ней почему-то соседа Андрея Козырева из квартиры № 1, молчаливого завсегдатая школьной библиотеки, на которого привык не обращать внимание.

Обычно люди, нам неинтересные, возникают в поле зрения лишь по какой-нибудь нашей надобе, из-за чего наличие у них собственной воли и поступков вызывает чуть ли не шок: как же так, смотри-ка, люди обладают личным бытиём. Соркина тоже ведь талашилась с кланчиком первого подъезда на вторых ролях, совершенно непрозрачная за кулисами этого общения. То, что Лена, не поставив никого в известность (в этом Вася был уверен), дружит с Андреем, выглядело как вызов. Но ещё большим вызовом выглядело то, что, увлечённая представлением и разговорами (Вася следил за ними даже больше, чем за ареной), Соркина не торопилась замечать Васю в директорской ложе. Саботаж, однако.

Несмотря на это, в цирке Васе понравилось, хотя представление было аховым, «для дебилов и детей», объяснял он затем Тургояк, которой про Соркину было гораздо интереснее. В закулисье истошно воняло навозом и общей неустроенностью. Вблизи циркачи выглядели усталыми и потрепанными жизнью в старых костюмах с осыпающимися блёстками. Зато в подчинении у тёти Люды оказались тайные апартаменты с буфетом, Крылова наделала ему бутеров с сервелатом и сварила кофе. Вася ел да, как хороший гость, тонкую нарезку нахваливал. Вечером рассказал маме, как его тётя Люда привечала и он добавки просил, а мама почему-то расстроилась. Лишь махнула рукой, как она делала, когда слова заканчивались.

– Ты что, не понимаешь, что Люда сама, из своего кармана твои разносолы оплачивала. Она же на такой работе работает, где всё подотчётно. Кофеек-коньячок денег стоят. Не говоря уже о колбасе.

Вася понял, что окарал, и сильно. Но судьбы-то, судьбы людские оказались историей с «Колокольчиком» несломленными и далее ломались уже по собственной инициативе. Или же не ломались, затаившись на веки вечные из-за осторожности, навсегда поселившейся в душе, однажды карамелизированной страхом.

– А Соркина такая смотрит только на Козыря и ничего вокруг не замечает, как последняя пылко влюблённая.

Вася добавил в слова максимального яду, но Маруся этого не заметила – её какие-то иные материи сейчас занимали.

– Слышала, какой-то твой одноклассник повесился. Ну, из бывших, которые в ПТУ ушли – и с концами…

Это Вася с Тургояк на троллейбусе в город поехали. «За фильтрами»: Руфина Дмитриевна ставит на кухне первоклассную самогонку, чище не бывает. По старинному рецепту, вывезенному из родового, старообрядческого села Мишкино Курганской области, предмету особой гордости, прозрачный, как слеза Дюймовочки. Точнее, Снегурочки, так как первач именно так, испокон советских веков, и называется. Вероятно, оттого, что горит синим пламенем, а пьётся – первая рюмка сразу же соколом, вторая – орлом, третья – мелкими пташками. Маруся постоянно снегурку нахваливает, хотя ни разу не предлагала. Если честно, Вася ещё никогда алкоголя не пробовал, хотя многие его одноклассники уже даже в вытрезвителе побывали.

Женщины у него тоже ещё не было, о чём, даже среди своих, говорить не принято – вроде ущерб в тебе и отставание в развитии. Многие одноклассники бахвалятся похождениями, послушать их – Казанова отдыхает. Но Вася уже знает, что треплются, в основном такие же девственники, как он, люди реальных дел языком не молотят.

Вася знает кое-что про Таню Гусеву и Наташу Корнилову, по очереди с Романовым путающихся (хотя что там происходит на самом деле, никому не известно, кроме тех слов, которые они, однажды на переменке вцепившись друг другу в волосы, сами же друг на друга и выкрикивали), но вот они-то в основном и молчат, даже про невинность не шутят. То ли дело Маруся Тургояк. Вероятно, у них, в «а» классе, совсем другая моральная обстановка, что ли, более раскованная. Стоило Инне Бендер про девство один раз на зорьке вечерней заикнуться (табунок высыпал к лавочке у подъезда, неторопливо вечеруя), Маруся её быстро за пояс заткнула.

– Что ж мне её, вместо масла на хлеб намазывать?

Явно чужие слова, скорее всего, мишкинского разлива, но Маруся так эффектно их отчеркнула, будто бы вертела полмира, да полцарства в придачу, на своём богатом житейском опыте и роскошном внутреннем мире, от которого Вася и так давно глаз не отводит.

Поэтому он легко согласился поехать «за фильтрами» для самогонки. То есть за резиновыми перчатками, на огромные бутыли надеваемыми. «Фильтрами» их для солидности или для конспирации обозвали. Важно привезти со склада медтехники, Руфина договорилась, так как нет же в магазинах совсем ничего, по пустым полкам ищи-свищи, всё равно не найдёшь. Только из-под полы.

Ехать надо на другой конец Чердачинска, с милого севера – в сторону южную (южнее уже не бывает – в Колупаевку, посёлок за вокзалом), что для Васи, живущего на Северке, немного событие. Он же нечасто в город выбирается – смысла нет: самая дальняя цель – магазин спорттоваров (с отделом грампластинок и канцелярских изделий) «Олимп» находится в двух троллейбусных остановках вверх (в сторону области) от кинотеатра «Победа», Дворец пионеров, почта и книжный магазин – две остановки на троллейбусе вниз (в сторону центра), стадион – возле трамвайной остановки (там же витаминный бар и ещё «Океан», где однажды «крабовую пасту» продавали), школа – ровно посредине, недалеко от «Победы», вот и вся Ойкумена, застроенная типовыми кварталами из пятиэтажек и пустырей между ними.

Они с Марусей, как взрослые, едут тринадцатым маршрутом за «фильтрами» (или «фильтрáми», как неправильно, но обстоятельно ставит ударение кроткий Марусин папа), пересаживаются на трамвай, затем автобус, светски общаются в странных для себя обстоятельствах вне привычного окружения, без среды кланчика.