Такая избитая коронная фраза всех копов-неудачников в кино.

— Геннадий Аркадьевич мне приходится приёмным отцом.

— При каких обстоятельствах он вас удочерил?

Я вздохнула и отвернулась к окну. За ним разливалось яркое южное солнце, его лучи скользили по грязному стеклу убогого кабинета следователя. А я начала жалеть о том, что у снайпера не нашлось еще одной пули для меня. Тогда бы не пришлось отвечать на эти вопросы.

— Я не знаю, спросите у него.

— Вероника Геннадьевна, вы прекрасно понимаете, что спросить мы не можем. Его убили тоже в вашем присутствии, как и вашего мужа.

— Да, его убили, как и моего мужа, но никакого отношения я ни к тому, ни к этому убийству не имею.

— Где вы находились последние год и девять месяцев?

— Вам не кажется, что вы должны задавать мне совершенно другие вопросы?

— Здесь я решаю, какие задавать вопросы.

Но из допроса, хотя эту беседу, длящуюся много часов, называли как опрос свидетелей, я поняла, что подозреваемая номер один — это я. Стало смешно. Ближе к ночи приехал мой адвокат, точнее, адвокат давно покойного Штольца.

Пожилой, можно сказать, далеко преклонного возраста еврей, представился как Семен Маркович, начал вспоминать то время, как впервые увидел меня в доме Геши Штольца, каким я была милым подростком. А мне хотелось, чтобы он замолчал и не упоминал никогда при мне имени своего старого друга.

Я сдержалась и не грубила, ведь человек сам вызвался помочь, наверняка, он не знал о «пристрастиях» и «шалостях» глубоко им уважаемого человека. Он разрулил всю ситуацию, но с меня взяли подписку о невыезде, просили оставить адрес места моего проживания. А вот с этим была большая проблема.

Тот же молодой следователь сообщил, что особняк Бессонова опечатан, в нем идет обыск. Я была совершенно безразлична к дому и его содержимому. Единственное, что волновало, это мои документы, а, точнее, только диплом, ведь без него я не смогу устроится на работу.

Но была и хорошая новость за последние сутки — я обрела крышу над головой. К себе домой, в то место, где я родилась и жила до пятнадцати лет. В ту квартиру моей матери, из которой меня увезли после ее похорон. Семен Маркович отдал мне конверт с документами на квартиру и ключами. Так я вернулась домой.

Уже глубокой ночью я открыла дверь, которую не открывала почти двенадцать лет. Тусклый свет старого плафона в прихожей осветил пространство, которое совершенно не изменилось за это время. Штольц оформил квартиру на мое имя, исправно оплачивались все коммунальные услуги, но я ничего не знала об этом до сегодняшнего дня. Да и не пыталась узнать, живя в собственной скорлупе, обиженная на весь мир и несправедливость судьбы.

Прошло три недели, три долгие недели с днями, похожими друг на друга. Меня вызывали в полицию почти через день, задавали все те же вопросы, на которые слышали все те же ответы. Замкнутый круг моей свободы.

Я ничего не знала о Егоре, пыталась искать его в социальных сетях, но не было никакой информации. Набирала в поисковиках его фамилию, узнала название его компании, даже решилась позвонить в офис. Но мне сообщили, что Егор Ильич в отъезде уже давно и когда вернется — неизвестно. Личный номер или номер его начальника службы безопасности мне не дали.

Пришлось попросить Семена Марковича сдать мое обручальное кольцо в ювелирный магазин или знакомому ювелиру, чтобы выручить больше денег, ведь кольцо и правда очень дорогое. Он помог, так я стала из очень богатой женщины женщиной, имеющей небольшие накопления. Их хватит на первое время, но все равно нужна работа.

И вот, сегодняшнее собеседование в цветочном салоне, куда я хотела устроиться флористом, имея хоть какой-то опыт и желание, прошло неудачно. Под ногами сыро, проезжающая машина чуть было не залила все пальто. Странно, но эту машину я уже видела сегодня утром на углу дома, когда шла в магазин.

Почти два года постоянно приходилось оглядываться и оборачиваться. Это чувство даже сейчас не отпустило, хотя искать и следить за мной уже некому. Но машина проехала мимо, даже не притормозив. Решила не идти домой, там все равно никто не ждет. С остановки свернула в кафе, надо что-то съесть, может быть из-за этого и тошнит, что с утра ничего не ела.

В кафе много народу, в основном, молодежь, но снова странное ощущение, словно за мной наблюдают. Оглядываю зал, все заняты своими делами, пары или компании, ни одного одинокого или подозрительного человека. Заказываю салат и чай, но от запаха еды снова мутит. Холодок пробегает вдоль позвоночника, вилка замирает в руке, смотрю в одну точку, обдумывая лишь одну причину моего состояния.

Оставляю на столике деньги, спешу домой, уже не перепрыгивая через лужи и не замечая начавшийся дождь. Темный двор, резкий свет вспыхнувших фар бьет по глазам. Заслоняю их ладонью, замедляя шаг, хотя сознание кричит, что надо идти быстрее. Физически чувствую опасность, надо бы бежать и кричать, но я иду дальше.

Фары не гаснут, ярко освещая мне путь к подъезду. Но как только берусь за ручку двери, чьи-то руки до боли сжимают плечи, накрывая лицо тряпкой. Паника накрывает внезапно, дергаюсь, пытаюсь кричать, дышать становится нечем.

— Ну, ну, не дергайся. Резвая какая, — хриплый мужской голос шепчет прямо в ухо, хватка на плечах слабеет от того, что я начинаю терять сознание и оседать на землю.

Последнее, что помню, как снова сильно кружится голова, меня подхватывают на руки, куда-то несут. Громкий хлопок закрывающейся двери, стойкий запах сигарет, холодная кожа сидения в салоне автомобиля, мужские голоса, они о чем-то спорят, а дальше пустота.

Глава 42

Вера

Очнулась, когда машина подпрыгнула на ухабе. Открываю глаза, потолок салона автомобиля, голова тяжелая, не могу ее даже поднять. Темно, значит, еще ночь и, может быть, меня не так далеко увезли от города. Играет какой-то блатной шансон, мужчины молчат. Кто-то закуривает, тянет дымом, от него начинает мутить.

Руки связаны спереди, туго перетянуты скотчем. На мне нет сумочки, что висела через плечо, там паспорт, телефон, немного денег и ключи от дома. Надежда на то, чтобы кому-то позвонить и попросить о помощи, пропала. Я даже не знаю, где она может быть, у похитителей или валяется там, у подъезда. Ужасно хочется пить, поднимаю голову и снова