Том снова занял блестящее положение героя – на утешениестаршим, на зависть ровесникам. Его имя даже увековечили в печати, ибогородская газетка превозносила его. Некоторые были уверены, что он когда-нибудьстанет президентом, если только его не повесят до тех пор.

Как это всегда бывает, переменчивая, легковерная публикаприняла теперь Мэфа Поттера в свои объятия и расточала ему ласки так женеумеренно, как прежде – брань. Но такое поведение только делает публике честь,поэтому нехорошо осуждать ее за это.

Свои дни Том проводил в радости и веселье, зато по ночамизнывал от страха. Индеец Джо заполнял все его сны и всегда глядел на негомрачно и угрожающе. После наступления темноты Тома нельзя было выманить из доманикакими соблазнами. Несчастный Гек был тоже едва жив от страха, потому что Томвечером, накануне того дня, когда он дал показания, рассказал всю историюадвокату, и Гек ужасно боялся, как бы не вышло наружу его участие в деле, хотяпобег индейца Джо избавил его от мучительной обязанности выступать на суде.Адвокат обещал бедняге держать все дело в тайне, но разве можно было этомуверить? После того как муки совести привели Тома вечером на квартиру адвоката ивырвали из его уст рассказ об ужасной тайне, хотя на них лежала печать самоймрачной и устрашающей клятвы, вера Гека в человечество сильно пошатнулась.

Каждый день, выслушивая благодарность Мэфа Поттера, Томрадовался, что сказал правду, и каждую ночь раскаивался, что не сумел держатьязык за зубами.

Половину времени Том боялся, что индейца Джо никогда непоймают, а другую половину боялся, что поймают. Он твердо знал, что толькотогда вздохнет свободно, когда этот человек умрет и он своими глазами увидитего труп.

За поимку преступника была назначена награда, обыскали всюокругу, но индейца Джо так и не нашли. Из Сент-Луи прибыл один из всеведущих ивнушающих изумление чудотворцев – полицейский сыщик, – прибыл, произвелрозыски, покачал головой, сделал глубокомысленное лицо и добился, разумеется,блестящих успехов, как это водится у людей его профессии. Иными словами, он«напал на след». Но ведь «след» не вздернешь на виселицу за убийство; и послетого как сыщик побывал у них и уехал восвояси, положение Тома нисколько неизменилось: он чувствовал себя в такой же опасности, как и прежде.

Но дни шли за днями, и с каждым днем мальчики понемногузабывали о тяготевшей над ними угрозе.

В жизни каждого настоящего мальчишки наступает время, когдаего обуревает неистовое желание найти зарытый клад.

В один прекрасный день такое желание напало и на Тома. Онотправился разыскивать Джо Гарпера, но безуспешно. Он побежал к Вену Роджерсу,но тот ушел ловить рыбу. Случайно ему попался навстречу Гек Финн, КроваваяРука. Гек тоже мог пригодиться. Том отвел его в укромное место и доверил емусвой план. Гек был не прочь. Гек всегда был не прочь участвовать в любой затее,лишь бы она сулила развлечение и не требовала капитала, – потому что, хотя иговорится, что время – деньги, времени у Гека было девать некуда.

– Где же мы будем копать? – спросил Гек.

– Да где угодно.

– Как, разве клады везде зарыты?

– В том-то и дело, что не везде. Они бывают зарыты вкаком-нибудь укромном месте – когда на острове, когда в гнилом сундуке подзасохшим деревом – там, куда тень от сучка падает в полночь, – а чаще всего подполом в старых домах, где нечисто.

– А кто их зарывает?

– Разбойники, понятно. А по-твоему, кто? Учителя воскреснойшколы?

– Я почем знаю. Если бы клад был мой, я бы его зарывать нестал, а тратил бы денежки да поживал припеваючи.

– И я тоже. Только разбойники по-другому делают. Всегдазароют клад, да так и оставят.

– Что же они потом за ним не приходят?

– Ну, все собираются прийти, а потом забудут приметы ЕЛИумрут. Вот он и лежит долго-долго и ржавеет, а потом ктонибудь находит старуюпожелтевшую бумагу со всеми приметами, и надо эту бумагу расшифровывать целуюнеделю, потому что в ней одни значки да иероглифы.

– Иеро… чего?

– Иероглифы – такие картинки и разные закорючки, с виду какбудто бы и ничего не значат.

– А у тебя есть такая бумага, Том?

– Нет.

– Так как же ты найдешь приметы?

– А на что мне приметы! Клад всегда бывает зарыт под старымдомом, или на острове, или под сухим деревом, у которого торчит один сучок. Мыуж пробовали копать на острове Джексона, можно и еще попробовать; а то есть ещестарый дом за речкой, и сухих деревьев там сколько хочешь.

– И под каждым деревом клад?

– Ну, что ты! Понятно, нет.

– А как же ты узнаешь, под которым копать?

– Под всеми по очереди!

– Да ведь этак все лето пройдет.

– Ну и что же из этого? А вдруг ты найдешь медный котелок ссотней долларов, весь в ржавчине, или трухлявый сундук, полный брильянтов. Чтотогда?

У Гека загорелись глаза.

– Вот здорово! Уж чего бы лучше. Ты мне дай сотню долларов,а брильянтов лучше не надо.

– Ладно. Ты не думай, брильянтами тоже бросаться нечего.Есть такие, что стоят каждый долларов двадцать, а уж дешевле чем по доллару заштуку и не бывает.

– Да ну? Быть не может!

– Это тебе всякий скажет. Разве ты никогда не видалбрильянтов, Гек?

– Что-то не припомню.

– У королей их целые кучи.

– У меня и знакомых королей тоже нет.

– Да, верно. А вот если бы ты поехал в Европу, так там онина каждом шагу так и скачут.

– Скачут?

– Ах ты господи! Да нет же!

– А чего же ты говоришь, что скачут?

– Да ну тебя, это я только так сказал. Чего ради им скакать;я просто говорю, что их там сколько хочешь. Куда ни плюнь, везде король. Вродеэтого старого горбуна Ричарда[9].

– Ричарда? А как его фамилия?

– Никакой у него нет фамилии. У королей вообще но бываетфамилии.

– Да ну?