него солдатиков и рыцарей из моих конструкторов, я понял, что с тобой можно иметь дело. Да и от мамы ты умудрялась уползать на бешеной скорости. Я так быстро точно не умел ползать. Потом ты начала ходить и соглашалась держать за руку только меня. Мне ты доверяла. Я водил тебя за ручку. Мы вместе скатывались с горки. А потом ты треснула лопаткой по лбу мальчика, который сломал твой куличик. Крику было. Но ты даже не расплакалась и была готова еще раз треснуть кого угодно этой лопаткой. Вот тогда я понял, что ты другая. Не такая, как я. Ты – крутая. Сильная и стойкая. Ты – лучшая сестра на свете. И я очень по тебе скучаю.

Антон отвернулся, чтобы Юлька не заметила, что он готов расплакаться, как какой-то неуравновешенный подросток. А она вдруг кинулась к нему на шею и обняла. Как раньше. Но в этот момент подскочила Молли и начала лаять.

– Объясни своей собаке, что я имею право тебя обнимать, – буркнул Антон.

– Она не виновата, просто тебя не знает, – ответила Юлька.

– Давай сделаем так, чтобы Молли меня узнала и уже перестала лаять? Ты же знаешь, что я боюсь собак.

– Правда? Честно? Как можно их бояться? – Юлька таращилась на Антона, будто тот сказал, что боится бабочек, например.

– Да, боюсь. И твоя Молли на меня очень недобро смотрит, – рассмеялся Антон.

– Завтра встретимся? – предложила Юлька, и Антон чуть не обнял Молли от счастья.

– Конечно. Здесь?

– Ага. А знаешь, как я хочу назвать мальчика – в смысле, если будет брат?

– Как?

– Антон! В честь тебя! Пусть у меня будет старший брат – Антон и младший – Антон, – объявила Юлька.

– Так нельзя. Детей не называют в честь братьев. Скорее в честь отцов или дедов. Но мне приятно, – сказал Антон.

– Ну и ладно. Пусть мама называет как хочет. А когда у меня родится сын, я назову его Антон, в честь тебя. А если девочка – Эммой.

– Эммой? Откуда такое имя? – удивился Антон.

– Мне папа рассказывал. Он в детстве любил девочку, ее звали Эмма. Она была очень красивой, но умерла. Папа с тех пор никого не мог полюбить, – призналась Юлька, в очередной раз бросая мячик Молли.

– Мне он такого не рассказывал, – заметил Антон.

– Поэтому он не любил маму, – пожала плечами Юлька. – Потому что всю жизнь любил только Эмму. Ту девочку. Поэтому мама с папой развелись. – Юлька говорила спокойно, очень рассудительно.

– Папа любил маму и любит, – сказал Антон, пытаясь заверить сестру в том, во что сам не верил.

– Нет. Мама любит другого человека. И любит ребенка, который в животе. А нас не любит, потому что мы – папины. Мама говорит, что я очень на него похожа.

– Разве это плохо, что ты похожа на папу? Ты очень смелая, умная, ничего не боишься, значит, и наш папа такой. – У Антона начала кружиться голова. Он чувствовал, что сейчас опять подступит тошнота и пойдет носом кровь, только не хотел пугать сестру. – Мне пора. Завтра увидимся.

За гаражами его вырвало. Кровь носом все же пошла. Антон сидел, упершись спиной в бетонную стену, и не мог заставить себя встать, пойти домой. Но в то же время испытывал счастье – поговорил с Юлькой, договорился встретиться завтра. Они не стали и не станут чужими. Чего бы это ему ни стоило. Юлька понимает больше, чем он думал. Но ей проще. Она привыкает быстрее. Он уже не привыкнет никогда. А она, ждущая появления брата или сестры, придумывающая имена, сможет. Она живет будущим. Он – уже прошлым. Несколько лет, а такой большой разрыв. Лучше бы родители развелись, когда Антон был в возрасте Юльки, а та – еще младенцем. Было бы легче всем.

Георгий

Аня во время очередной ссоры выкрикнула, что Георгий бесчувственный. Он подумал, что жена, наверное, права. На большие чувства он не был способен, уж точно. Аню Георгий не любил той любовью, которой она от него ждала и которую испытывала к своему однокласснику-любовнику. Конечно, Георгий о нем знал. И знал, куда и к кому едет жена при первой возможности. Нет, одно время она старалась. Пыталась сосредоточиться на семье, детях, но у нее не получилось. Мог ли Георгий ее винить? Нет. Потому что сам никогда не испытывал подобного. Ни разу. Он ходил к психологу и спрашивал, нормально ли любить настолько сильно, что ничто – ни дети, ни семья – не может перевесить это чувство? Психолог долго что-то объясняла, но так и не ответила на вопрос. И никто бы не ответил. Аню Георгий тоже не любил. Он ее просто выбрал. Ему казалось, что девушка, так отчаянно стремившаяся уехать из Иванова в Москву, удержаться в столице, ни за что, ни при каких обстоятельствах не захочет возвращаться. Аня показалась Георгию достаточно амбициозной. Для семейной жизни, конечно же. Он искренне считал, что она будет радоваться новым возможностям – кухонным гаджетам, возможности покупать любые продукты, одежду. Все, что ни пожелает. Да, он верил, что, став матерью, Аня поймет: семья и есть ее карьера. Начнет активно заниматься детьми, погрузившись в методики раннего развития, бассейны, секции и прочее. Найдет себе подруг по интересам. Станет такой современной мамой, которая занимается домом, детьми, имеет хобби. Не важно какое – рисует картины по номерам, печет торт или печенье для всей группы детского сада, возглавляет родительский комитет в школе. Но Георгий ошибся или слишком многого ждал от жены. Материнства, точнее радостей, связанных с ним, Аня не видела. Даже видеть не хотела. Это была классическая послеродовая депрессия, как объяснила врач, которую Георгий пригласил на консультацию. Но Аня не желала пить таблетки, не хотела ни с кем разговаривать, отказывалась от помощи специалистов. Георгий не знал, что еще может сделать. Конечно, его беспокоило состояние здоровья жены, но куда больше он волновался за сына. Антон был не из «живчиков», как говорили раньше. Мол, этот выживет при любых обстоятельствах. Антон был не то что не «живчик» – не жилец. Спасибо врачам, вытащили его, выходили. Но забота ему требовалась не просто каждый час, но каждую минуту, секунду. Кормить по часам, лекарства, прогулки – все по часам. Аня на это оказалась неспособна. Однажды Георгий пришел с работы пораньше, и у него чуть сердце не остановилось. На лестничной клетке стояла соседка. Она звонила и звонила в дверь. Из их квартиры доносился истошный младенческий плач.

– Что