В такие моменты, когда он неожиданно выныривает из мрака забвения, Алин цепляется за мгновение, ведь оно порождает чувства столь же яркие, как и встреча после долгой разлуки. Снова становится девочкой, которая бежит через школьный двор, потому что увидела за стальной решетчатой оградой фигуру отца. Становится ребенком, который со всех ног несется к тому, кто слишком часто отсутствует в его жизни. Побыстрее подбежать, прикоснуться, чтобы он не успел снова исчезнуть, ведь кто знает, когда он вернется снова…

Если вообще вернется.

Ее взгляд почти не отрывается от зеркала заднего вида. И это – взгляд в прошлое. И сейчас Алин задает тот же вопрос:

«Папа, когда ты опять приедешь?»

«Скоро, моя радость. Обещаю. Вот увидишь, придет день, и мы всегда-всегда будем вместе!»

Фальшивые посулы, дешевые клятвы… Слова кружатся, легкие, как благоухание, – как аромат мимолетных обещаний, которые тают, едва сорвавшись с губ. И Франсис, как всегда, исчезает за смутной пеленой прощальных слов.

Сердце Алин сжимается, стоит ей вспомнить свои детские мечты, когда она свято верила, что однажды отец неожиданно явится и заберет ее с собой. Навсегда. Она представляла себе эту сцену снова и снова – неустанно, до тошноты. Сладкая несбыточная мечта… Это непременно случится в школьной столовой – она сама не знает почему, но именно там. И это будет обычный день, из тех, которые тянутся бесконечно, – долгие, вялые, скучные. Но настанет миг, и он появится в столовой и без всяких объяснений, даже не спросив позволения, заберет ее далеко-далеко, и они будут жить вместе до конца времен.

Повзрослев, Алин поняла, что верить бессмысленно. Здравый смысл подчинил себе надежду, а счастливые финалы… они только в фильмах и бывают. Отец так и не явился, чтобы навсегда остаться рядом. Он остался силуэтом, возникающим вдали, приходящим из другой жизни на миг, пока длится поцелуй, – момент, украденный у обыденности, – чтобы тут же исчезнуть в ореоле уверенной улыбки, которая как бы говорит: «Вот увидишь, придет день…»

Машина едет все прямо и прямо, и на этот раз – туда, где мечты все-таки исполняются. Вцепившись в руль, Алин держит курс на возможное будущее для сына и для себя. Их жизнь переменилась безвозвратно, она это понимает. Опрометчивый поступок, случайная оплошность, и твоя неповинность внезапно улетучивается, по-воровски ускользает, лопается, как мыльный пузырь, рассыпается, как карточный домик, – с глухим стуком падающего на пол мертвого тела. Так ребенок, осознав последствия своей случайной ошибки, внезапно взрослеет.

Выстрелив в грабителя, Тео убил и свое детство тоже.

Сейчас, в тишине и покое, Алин пытается разложить все по полочкам. Обдумать последствия своих поступков, решить, что делать теперь, выбрать маршрут, по которому она увлечет за собой двух главных в своей жизни мужчин. Первая задача – уехать из Франции. Туда, где Тео будет в безопасности. До теперешнего момента она действовала инстинктивно, руководствуясь срочностью момента, зажатая между опасностью и здравым смыслом, не имея времени – или она просто не захотела этого делать? – просчитать все риски. Потому что решать нужно было сразу, все происходило так быстро…

Все бросить. Начать с нуля. Еще раз… Алин узнаёт это ощущение – то самое, что родилось в душе тринадцать лет назад и не покидало ее месяцами, годами. Страх. Сомнения. Недоверие. Чувство постоянной опасности. Дурные предчувствия. Когда каждый день становится военной операцией и нужно справляться с трудностями, избегать ловушек, предугадывать опасности, превозмогать отчаяние. Когда будни протекают на лезвии бритвы и ни на секунду нельзя расслабиться. А еще – ты все время должна оглядываться. Опасаться всех и вся. Ни к кому не привязываться.

Руки словно бы приросли к рулю, ноги – к полу. Несясь на скорости по автомагистрали, Алин с горечью осознает, что снова стала Алисией Вилер – матерью, которую жестокосердая судьба вынудила спасаться бегством. Вспоминает, как сбежала из-под супружеского крова с двухлетним сыном на руках и сумкой с вещами через плечо. Тогда они жили в маленьком городке Ф., возле границы с Бельгией. И звали ее тогда Алисия Вилер. Три года жизни с Симоном: сначала он был для нее возлюбленным, потом – мужем, и всегда – палачом. Жизнь наполнилась густым мраком, стала похожей на длинный туннель с тупиком в конце. Выход если и был, то только один – бегство. В случае развода – совместная опека над ребенком, а об этом даже думать не хотелось. А еще – открытая война, психологическое давление, ежедневные угрозы, физическое насилие. И вот однажды после обеда она пошла забрать Тео из яслей и не вернулась. Мать и дитя попросту растворились в воздухе между детским учреждением и домом. Через два часа отец поднял тревогу. Алисия надеялась получить больше времени для маневра, но не учла болезненной подозрительности мужа и его неусыпной бдительности. Несколько часов спустя ее фото и приметы были всюду – на вокзалах, в аэропортах, автобусных остановках и автозаправках. Единственная отличительная примета, о которой супруг как-то «забыл» упомянуть, – это большой синяк у жены под глазом…

С точки зрения закона, жертва превратилась в палача. Она – ужасная мать, отнявшая ребенка у любящего папочки. Он – безутешный отец, с которым поступили жестоко. Хотя какая теперь разница… Алисия не вернулась и с чистой совестью начала строить новую жизнь.

Сельской глуши она предпочла суматоху большого города. Сумела добраться до Парижа, где людей слишком много, чтобы запомнить их лица, и где никто друг на друга не смотрит. Где безразличие становится лучшей защитой. Несколько дней она провела в дешевой гостинице – этого хватило, чтобы все обдумать, изменить кое-что во внешности, а также прическу и цвет волос, сбросить несколько килограммов, хотя она и до этого не была толстой… Как будто бы ничего особенного, но достаточно, чтобы перестать подпадать под собственные приметы.

Мало-помалу жизнь стала налаживаться. Пока не представилась возможности сменить персональную информацию, она жила по поддельным документам и работала без официального трудоустройства. На жизнь едва хватало, но чтобы выжить – вполне. Зато какое наслаждение – засыпáть в одиночестве, не страшась крика, оскорблений и побоев! Снова обрести контроль над своей судьбой. Заново научиться улыбаться. Забыть о карьерных амбициях, о годах, потраченных на учебу, и работать официанткой в баре, мыть посуду в ресторане и прибираться в квартирах у соседей. Ну и пусть! Поставить крест на дипломе медика и светлом будущем в профессии. Знать, что никогда больше не будешь держать в руке скальпель…

Зато каждый день обнимать сына и видеть, как он растет.

Она стала Алин Верду. Присматривала за детьми за плату, давала частные уроки математики и точных наук, работала швеей и гладильщицей. Жила почти в подполье, но зато они с Тео ни в чем не нуждались. А потом пришло время и все наладилось. Появились знакомые и даже друзья, которые ей помогли. Тео пошел в обычную школу, завел приятелей, и их родители тоже вложили по камешку в хрупкое здание, которым являлась тогда их жизнь. Хрупкое – да, но оно существовало, и это главное.

Сейчас Тео уже большой, он совершенно забыл своего отца – человека с взрывным, переменчивым нравом, который если и смотрел на своего отпрыска, то походя и без особого интереса. На вопросы, которые ребенок задавал, взрослея, Алин отвечала более или менее искренне, однако самых мрачных деталей все-таки избегала. Так, о домашнем насилии и бегстве она предпочла умолчать. Нельзя сказать, что мальчик рос без мужского влияния, ведь он общался с учителями, родителями друзей и соседями-мужчинами. И особенно близко – с дедом, ведь, кроме него, других родственников у них не было. Теперь Алин с горечью осознает, что во многом по ее вине детство сына прошло по тому же шаблону, что и ее собственное: в обожании воображаемого папочки, замечательного и недостижимого.