Это художество сотнями тысяч экземпляров расклеивали по всей Британии и в еще большем количестве — по англоговорящему миру. В народе его называли 'пропаганда Черчилля', но беззлобно, скорее, с добродушной иронией. Насколько мог судить Питер, вспоминая попутчиков на пароходе, пропаганда своих целей, в общем добивалась.

Шейн машинально и привычно прикинул, как в случае чего лучше выпрыгнуть в окно, и сразу же запретил себе думать на эту тему. Сегодня эквилибристика отменялась. Даже в случае провала он должен до конца играть роль.

Восемь пятьдесят пять. Питер аккуратно извлек небольшие деревянные колышки, которыми перед сном заклинил дверь с ее ненадежным замком. Предосторожность объяснимая и приемлемая для коммивояжера в чужой стране.

Без одной минуты девять. Шейн встал напротив двери, одернул пиджак, скрестил пальцы на удачу.

Время. Дверь отворилась, и в номер без стука вошел Шейн-старший.

— Приветствую, — коротко сказал он, быстро огляделся, прошел во вторую комнату и сел на заранее приготовленный Питером стул. Коммивояжер тщательно запер дверь, снова заклинил ее и последовал за гостем.

Они сидели друг против друга, почти соприкасаясь коленями, внимательно глядя в глаза собеседнику. Конечно же, к Питеру заглянул не приемный отец, но сходство было несомненным. Только гость казался старше, более обрюзгшим, с нездоровой одутловатостью на лице и совершенно лысый. Скверно пошитый и засаленный до блеска костюм с нарукавниками мелкого конторского работника довершал образ человека, который отжил свое и влачит существование скорее по привычке.

— Излагай, — кратко сказал гость, все так же, без вступлений и приветствий.

Шейн молча, широким жестом, указал на стены и потолок. Потом ткнул большим пальцем в окно, всем своим видом изобразив вопрос

— Учи меня работать, — брюзгливо произнес гость. — Все проверено. Никто не слушает. А на улице слишком много посторонних глаз.

— Имею на продажу галантерейные товары… — постным голосом начал Шейн.

— Заткни хлебало, — мрачно посоветовал собеседник. Питер вздохнул. У Отшельника была странная для его работы привычка употреблять в просторечии немецкие и русские простонародные специфические выражения, при этом переводя их на английский дословно.

— Я знаю тебя, ты знаешь меня, — так же мрачно продолжил гость. — Все эти ритуалы нам ни к чему. Говори по делу. Снова привез заказ со стороны?

— И это тоже, — деловито ответил Шейн. — От конторы — стандартный набор инструкций и вопросов. Противовоздушная оборона, темпы производства авиационной техники. Причем с разбросом по отдельным предприятиям. Все как обычно.

Отшельник слушал, ни словом, ни делом не выдавая никаких эмоций.

— Но прибыл я главным образом, для другого, — Шейн сделал паузу, потер ладони. Несмотря на возраст и опыт, он каждый раз робел, оказываясь лицом к лицу с нынешним собеседником. Особенно теперь, особенно с этим заданием.

Отшельник молча и неподвижно ждал, изобразив на лице предельное недовольство пополам с брезгливым отвращением.

Шейн вполне понимал озабоченность и настрой собеседника.

В двадцать восьмом, после начала мирового кризиса, 'Морской конференции' и инициативы Штатов по одобрению большевистского 'флота береговой обороны' отношения между бывшей метрополией и бывшей колонией обострились до предела. Штаты и Британия совершенно серьезно готовились к войне. В этот год на берег Туманного Альбина вступил молодой и патриотичный американец. Он был очень редким и очень особенным специалистом по организации диверсий на промышленных предприятиях и прочим пиротехническим забавам. В отличие от 'одноразовых' подрывников-однодневок этот агент, под псевдонимом 'Отшельник', имел безупречную легенду и прекрасные документы с продолжительной историей. Он должен был на месте, из 'подручного материала' организовывать команды диверсантов, проводить разведку и уничтожать наиболее значимые объекты, преимущественно связанные с кораблестроением. Идея оказалась нежизнеспособной изначально, но двадцатые вообще были временем утопическим и необычным.

До войны между англосаксами не дошло, но определенные успехи диверсант сделать успел. Успехи настолько заметные, что его перевели в 'спящие' агенты. Теперь он должен был дожидаться своего часа, новой войны, в неизбежности которой не сомневались еще добрых лет десять. А до того Отшельнику полагалось планировать, собирать информацию и быть готовым погибнуть за отечество. Но совершенно неожиданно, в первую очередь для него самого, у убийцы и взрывника проснулся талант профессионального разведчика. Со временем об изначальной специализации агента забыли, так же как забыли и имя, данное при рождении. Теперь он был Отшельником, самым ценным британским резидентом департамента военной разведки США, попутно подрабатывающим на нескольких очень ответственных, очень влиятельных персон. Которые через своих доверенных лиц иногда высказывали просьбы, несколько выходящие за границы профессиональных обязанностей.

Отшельник терпеть не мог этих просьб, но, как прагматик, периодически выполнял их, умножая собственное благосостояние. Несмотря на долгую жизнь на чужбине, в глубине души он лелеял надежду когда-нибудь вернуться и дожить остаток дней на родине.

Ум, осторожность, граничащая с паранойей и простое везение — прочие резиденты и агенты горели как спички, а Отшельник продолжал работать.

— Первое, про 'Протокол Е' забудьте, — разведчик все же заговорил первым.

— Скоро в Лондон прибывает Менестрель, — сказал Шейн, делая вид, что не расслышал сказанного. — Не знаю точного времени, но в течение недели, может быть двух. Вам предстоит встретиться. У Менестреля при себе будет 'Протокол', полный список кандидатур, он желает обсудить наиболее спорные кандидатуры.

— Идиоты, — прокомментировал Отшельник. — Я получаю срочное требование о личной встрече, я аврально засвечиваю это место, проверенное и кристально чистое как слеза младенца. Бросаю все и еду аж из Лондона. И все только для того, чтобы мальчик Хьюза сказал мне, что идиоты привезут в страну бумагу, за которой охотится лично Черчилль. Питер, ты меня огорчаешь. То, что ты привозил мне от G-2 это еще туда-сюда, но после того как ты стал прирабатывать на стороне… Пусть Менестрель, или Трубадур, или как там его, свернет свой 'Протокол' в трубочку и засунет себе в известное место. Поглубже, в целях конспирации.

— Не все так плохо, — обнадежил его Шейн. — У Менестреля абсолютная память, он выучил список наизусть. Никаких бумаг, никаких свидетельств. Только личная беседа.

Отшельник тяжко вздохнул.

— Все равно идиоты, — подытожил он. — Хоть печатный, хоть в памяти, это все равно, что таскать в кармане динамитную шашку. Отец наш небесный, до чего я дожил… Питер, ты знаешь, что такое 'Протокол'?

— Нет, и знать не хочу, — отозвался курьер.