— Это разумный вопрос, Ваше Величество, — убийственно серьезно проговорил Черчилль. — И, скажу откровенно, я ждал и надеялся услышать его именно от вас. Именно в такой форме. Это значит, что вы действительно постигаете искусство управления и оцениваете вещи по сути, а не по форме.

Элизабет чуть поджала губы, но промолчала. Черчилль отчетливо вспомнил их встречу в 'Фрогмор-хаус' и то, как пробежался по тонкому льду в предельно откровенной беседе. Видимо, вспомнила и она, поэтому в молчании ждала продолжения.

— У Британии есть, чем удивить врагов, помимо их собственной слепоты, — сказал он. — И сейчас самое время предоставить на ваше рассмотрение идею операции под названием 'Якорь'.

* * *

— Ну что же…

С этими словами медик потер широкие ладони, красные и здоровенные, как ковши экскаватора, не вяжущиеся с интеллигентным худым лицом и белым халатом. В этих мощных граблях медицинские инструменты казались игрушечными.

Шанов качнул головой, сохраняя вполне спокойное выражение лица. Это далось с большим трудом. Он много лет ничем не болел и привык, что опасности для здоровья исходят от внешних врагов. Риск получить рану или даже умереть в бою — это понятно и давно привычно. Но когда собственное тело неожиданно подводит… Здесь пасовали даже его выдержка и привычка к козням судьбы. Впрочем, Наталья уже относительно неплохо изучила своего странного и интересного соседа, поэтому внешняя безмятежность ее не обманула. Шанов нервничал и весьма сильно.

Просьба полковника оказалась неожиданной и занимательной. Шанов хотел попасть на прием к врачу, минуя официальный пути. По сути — получить частную медицинскую консультацию. Это было странно, учитывая, что полковник мог рассчитывать на лучшую в стране диагностику и при необходимости — лечение. Но у Шанова и так хватало причуд, эта не казалась самой удивительной. Сама Наталья не взялась за подобную задачу, не позволяла специализация. Однако она знала, к кому можно обратиться.

— Я так понимаю, вы не ждете от меня аккуратно заполненного бланка с печатью и красивой росписью лечащего врача? — осведомился медик.

Прежде чем ответить Шанов внимательно обозрел смотровую, сияющую кафелем и никелем, напряженно хмурясь.

— Нет, — сказал он, наконец. — Мне нужно общее понимание, что не так.

— Тогда специальные термины я опущу, — врач взглянул на Наталью, будто спрашивая у нее разрешения. Женщина почувствовала легкий жар на щеках, но сделала вид, что она здесь совершенно не причем.

— Здоровье человека зависит от трех вещей, — медик растопырил длинные сильные пальцы и загибал их по мере перечисления. — Здоровье родителей, питание и условия жизни в детстве, образ жизни. Сложно судить без полных анализов и подробной истории болезни, но в данном случае я вижу только первый элемент. Родители наградили вас прекрасным здоровьем, которое вы с тех пор усиленно тратили. Сейчас вам, если не ошибаюсь, тридцать восемь, а первое ранение… напомните.

— В тринадцать лет, — сухо сказал Шанов.

— Причем сразу комбинированное, с отягощениями. Хотел бы я побеседовать с тем, кто вас тогда лечил…

— К сожалению, он давно умер.

— Печально. Стреляная рана близ сердца, рубленая рана на голове, неизбежное сотрясение мозга… После такого не выживают. Должно быть, сам Асклепий коснулся того хирурга.

Наталья затаила дыхание, потаенная история жизни соседа по жилью открыла еще одну страницу. Тридцать восемь лет, значит родился в девятьсот шестом. Изранен тяжело, почти смертельно в тринадцать, значит это был тысяча девятьсот девятнадцатый год… И Стерлигов, новогодний гость, упоминал четверть века жизни в ненависти.

Что же случилось тогда, в год перелома Гражданской Войны?..

Словно прочитав ее мысли, Шанов машинально коснулся головы, там, где узкая полоса шрама разделяла волосы, а затем искоса бросил на женщину быстрый и колючий взгляд. Он не возражал, когда Наталья поучаствовала в осмотре, наверное, рассудив, что два врача лучше одного. Но теперь определенно жалел, что не выпроводил ее.

Впрочем, полковник промолчал, ни словом не выдав неудовольствия.

— Ну да ладно, вернемся в день сегодняшний, — продолжил медик. — Ваш организм очень сильно изношен, если по-простому. И ко всему этому прибавилось долгое пребывание в ледяной воде, о котором вы вскользь упомянули.

— Случилось… кораблекрушение. Корабль затонул, я около часа пробыл в воде, в спасательном жилете, — уточнил офицер.

— Холод — это вообще нехорошо для сосудов мозга, а в вашем состоянии особенно. Похоже, это стало последней каплей и спусковым крючком одновременно. Считайте, что выбрали свой запас удачи и сил.

— И каков будет диагноз?

— Вегетососудистая дистония, — печально ответил врач.

— Звучит… немного по-шарлатански, — честно признался пациент. — Не по-медицински.

— В какой-то степени, вы правы. Причины этой болезни толком не ясны, это какие-то нарушения сосудистой системы мозга и вегетативной нервной системы. Симптомы и некоторые общие последствия ясны, а вот как формируется дисфункция — неясно.

— Лечения, соответственно, нет?

— Формально есть, практически же это скорее профилактика симптомов и общее укрепление организма. Барбитураты в малых дозах, валериана или пустырник, радоновые и жемчужные ванны, перемена образа жизни. Последнее — главное лекарство. Просто запомните, теперь любое перенапряжение и большая нагрузка вас понемногу убивают. В самом прямом смысле.

— Перемена… образа… жизни… — с расстановкой произнес Шанов, пробуя на вкус эти слова. — То есть, никаких физнагрузок, никакого нервного напряжения, острого, пряного, соленого и жареного не есть, принимать ванны, потом сидеть в тенечке и пить валерьянку?

— Ну не настолько радикально. Но физические нагрузки ограничить, нервного напряжения избегать, сон, по меньшей мере, семь часов в сутки, а лучше побольше. И я настоятельно рекомендую полное обследование в хорошей неврологической клинике.

— Там мне помогут?

— Для начала они смогут дать более полный и развернутый диагноз. У вас могут быть и другие последствия ранений. Более того, они наверняка есть. Не исключено, что в один прекрасный момент вы не просто упадете, а упадете с инсультом.

— Ясно, — по-военному четко сказал Шанов. — Тогда два вопроса.

— Давайте.

— Первый — когда проявятся симптомы, которые уже нельзя будет скрывать от стороннего взгляда. Второй — если не ложиться в госпиталь, сколько у меня времени до … последствий.

Медик выпрямился, закинул ногу на ногу и потер друг о друга кончики пальцев, словно перетирая крупинки какого-то снадобья.

— Я не думаю, что в мире есть хотя бы один врач, который ответит на второй вопрос. Да и на первый — тоже. Вы можете свалиться в любой момент — не только на пике нагрузки. Когда я говорю 'свалиться', я имею в виду именно физически — упасть. Ноги подкосятся. Как я понял, нечто подобное с вами уже происходило. Но если вы э-э-э… уж простите, возьметесь за ум сейчас, то имеете хорошие шансы ограничиться периодическими мигренями и упадком сил. Если пустите на самотек, то каждый день будет приближать вас к гораздо более скверным вещам. Если я правильно угадываю род вашей деятельности, то даже минутная неконтролируемая слабость может оказаться смертельной. А приступ — это не минута, это, как вы уже заметили, два-три дня крайней слабости и еще несколько дней очень условной годности к физическим и интеллектуальным нагрузкам.