Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Без лицензии могу предложить только это, — сказал он.
Настя посмотрела на ножик.
— А он хороший? — с сомнением спросила она.
— Хороший, — ответил продавец. — Это ножовочная углеродистая сталь. Ручка из текстолита. Таким можно выпотрошить даже кабана.
— Хорошо, я беру!
Настя взяла ножик и сунула его в карма плаща.
— Если скажете, что купили его здесь, мы будем все отрицать, — сообщил продавец. — Понятно?
Настя кивнула:
— Да. Сколько с меня?
— Вы уже заплатили. Мы через пять минут закрываемся, так что…
— Да-да, я уже ухожу. Еще раз спасибо.
Женщина повернулась и вышла из магазина.
На улице совсем стемнело. Накрапывал холодный дождь, в лужах подрагивали желтые отражения фонарей. Настя ускорила шаг. Рука ее была опущена в карман, пальцы сжимали теплую рукоять ножика. Народу на улице почти не было. До метро оставалось минут пять пути. И тут Настя услышала за спиной шаги преследователя. Она выхватила из кармана ножик, обернулась и истерично крикнула:
— Подходи! Ну!
И выставила перед собой нож.
Человек остановился. Он стоял в полумраке, там, куда не доходил свет фонаря. Дождь барабанил по плечам его пальто, по полам фетровой шляпы.
— Что вам от меня нужно? — крикнула Настя.
— Мне нужна флешка, — отозвался негромкий, вкрадчивый мужской голос. — Просто отдайте мне флешку.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
Незнакомец двинулся с места и сделал шаг. И еще один. Настя попятилась. Незнакомец продолжал медленно наступать. И вдруг он сорвался с места и бросился на нее. Настя не поняла, что произошло. Незнакомец рухнул на нее всей своей тяжестью, сбил ее с ног, и они оба упали на мокрый асфальт. Настя закричала, спихнула его в себя и отползла в сторону.
Незнакомец остался лежать на асфальте, лицом вниз. Настя с трудом встала на ноги, подняла сумку и хотела бежать, но вдруг вспомнила про нож. Вспомнила — и тут же увидела. Он торчал у незнакомца из шеи.
«Ножовочная углеродистая сталь, — прозвучал у нее в голове голос продавца. — Ручка из текстолита. Таким можно выпотрошить даже кабана».
Губы ее задрожали, ноги ослабели, Настя пошатнулась, но сумела устоять. Потом повернулась и побрела к метро, но не сумела пройти и нескольких шагов. Ноги ее подкосились, и она рухнула на землю.
«Только не сейчас», — пронеслось в ее затухающем сознании. Эта мысль стала последней перед тем, как Настя погрузилась во тьму беспамятства.
— Где Алексе-ей? — простонала Настя. — Где Пашка?
— Успокойтесь, — сказал доктор Макарский. — Это был всего лишь сон. Теперь вы проснулись.
Настя уставилась на него выкатившимися из орбит глазами, а потом забилась на кровати, закричала:
— Не-ет! Не-ет! Пожалуйста, только не опять! Я не хочу! Не хочу!
Дюжий медбрат прижал ее руки к матрасу. Доктор Макарский быстро протер ее предплечье ваткой со спиртом, потом взял шприц и аккуратно ввел ей в вену иглу.
Настя вскрикнула от боли и обессиленно упала головой на подушку. Макарский ввел лекарство, затем убрал шприц.
— Сейчас вам станет легче, — пообещал он.
Настя почувствовала головокружение. По щекам у нее все еще текли слезы, но уже через минуту она перестала всхлипывать, мускулы ее обмякли, дыхание стало ровнее.
— Ну, вот, — удовлетворенно проговорил Макарский.
Настя сжала веки, выдавив из глаз последние слезы. Потом открыла глаза и посмотрела на доктора.
— Как… — хрипло пробормотала она. — Как я здесь оказалась?
— У вас был приступ паники, — спокойно объяснил Макарский. — Прямо в вагоне метро. Вы стали кричать и плакать, бросались на людей, требовали, чтобы они куда-то пошли с вами. Когда подоспела полиция, вы стали выкрикивать мое имя. Они нашли мой номер в памяти вашего мобильника и позвонили мне. Как вы себя чувствуете, Настя? Вам чуточку лучше?
Настя снова закрыла глаза.
— Вам снова снился тот сон? — негромко спросил доктор.
Женщина молчала.
— Вам снова приснились Алексей и ваш неродившийся ребенок?
— У меня есть ребенок, — не открывая глаз, проговорила Настя.
Макарский вздохнул.
— Настя, вы помните, как я настаивал, чтобы вы легли в клинику. Вы отказались. И видите, что из этого вышло? Муж и сын стали вашей навязчивой идеей.
Она открыла глаза, посмотрела на лицо Макарского равнодушным взглядом и вдруг сказала:
— Вас нет.
— Что? — не понял доктор.
— Вас нет, — спокойно повторила Настя. — Вы мне снитесь. Когда я проснусь, всего этого не будет. — Она улыбнулась улыбкой, в которой было что-то ненатуральное, противоестественное, а оттого жутковатое. — Я снова буду со своей семьей, — добавила она.
Доктор Макарский кашлянул в кулак и поправил пальцем золотые очки.
— Настя, — мягким голосом начал он, — нам придется продолжить лечение в стационаре.
Ресницы ее дрогнули.
— Вы… хотите упечь меня в дурдом?
— Вам требуется стационарное лечение, — с нажимом проговорил доктор. — Вы опасны. И не только для окружающих, но и для самой себя.
Настя хотела что-то сказать, но передумала. Лекарство вызвало у нее апатию. Она помолчала, размышляя, потом тихо уточнила:
— Сколько времени я проведу в клинике?
— Трудно сказать. Все будет зависеть от динамики излечения. Я обещаю вам внимательное отношение, уход, лечение, отдых, досуг… Все это у вас будет. Вы даже сможете продолжить писать свою книгу.
— Прямо санаторий, — пробормотала Настя. — А на самом деле — тюрьма. Ладно, доктор, больница так больница. А сейчас я хочу спать. Дайте мне поспать.
И она снова опустила веки.
С первым лучом солнечного света, пробравшимся в больничную палату сквозь большое зарешеченное окно, Настя открыла глаза. Она долго лежала на кровати, глядя в больничный потолок, покрытый трещинками и потемневшими от времени разводами известки. Ощущение покоя и пустоты, заполнявшее ее душу, когда она засыпала, сменилось отчаянием и ужасом — ужасом, который сдавил ее сердце и заставил его биться судорожными, неровными толчками.
Настя почувствовала, как к горлу подкатил ком слез, глазам стало горячо и сухо, словно на веки ей посыпали соль вперемешку с раскаленным, колючим песком. Она закрыла глаза.
Вскоре пришла медсестра и сделала ей укол. Медсестра что-то говорила, но Настя не понимала что. Она лишь видела, как рот медсестры, старческий, морщинистый рот с запавшими губами, раскрывается и закрывается.