– Люда, – говорила мама всхлипывая, – Христом Богом прошу, одолжи ты мне эти деньги. Я верну. Не сразу, но верну. Пацана жалко, он просто бредит этим магнитофоном. Старается, мне помогает, учится хорошо. Только вот думает, что я от него деньги прячу. А чего мне прятать-то? Нечего…

Звон раздался, словно бы стаканами чокнулись, как под Новый год или на День Победы. «Пьют, что ли? А чего это мама в долг просит?» – растерянно подумал Слава.

Тем временем тетя Люда сказала:

– Хорошо. Деньги я тебе одолжу. Но ты сама подумай: сегодня он магнитофон попросит. А завтра еще что-нибудь потребует. И что ты тогда будешь делать? Опять одалживать? Это не выход! Купи ему этот магнитофон. Если так хочет – купи. Но расскажи ему всю правду. Чтобы он знал: нет у него никакого папки-героя. Нет, не было и не будет. Скажи ему честно: отец его – скотина, каких свет не видывал. И пусть он ценит все то, что ты для него делаешь.

Слава аж помертвел под окошком кухни. Что это тетя Люда такое говорит? Ерунда какая-то. Вот сейчас мама как всыплет ей по первое число за «скотину, каких свет не видывал».

Но мама сказала совсем другое:

– Не знаю, Люда… Боюсь я. Сейчас такое в газетах пишут – аж страшно становится. Трудные подростки, переходный возраст. А ну как он не простит меня? Что врала ему, что без отца его родила?

– Нормальный у тебя пацаненок растет. Поймет он тебя, не бойся. Да взрослые они уже с Лешкой. Я вчера в его комнату захожу – с девочкой из соседнего класса целуется, паразит… А в газетах много чего пишут. Видала там, в «Огоньке» последнем, кстати, и портрет этого твоего Сергея.

– Да ты что? Опять?

– Мужик в гору идет. Биржу какую-то затеял. Значит, водится у него копеечка, и приличная. Ты бы к нему поехала, рассказала про сына. Помог бы он вам, не зверь же он, а человек.

Мать горестно вздохнула:

– Вроде как снаружи человек. А внутри зверь…

Слава с трудом дождался утра. Как только рассвело – помчался к газетному киоску, даже чаю не попил. Развернул «Огонек» дрожащими руками, пролистал. Так и есть. Вот он, хрен лысый, Сергей Макаров. Нет, не лысый, конечно. А вполне волосатый. Можно даже сказать, красивый. Он, Слава, в него пошел. Похожи здорово.

«Ну, подожди у меня, папашка-герой. Ты еще свое получишь. Отольются кошке мышкины слезки», – мрачно пообещал он портрету в журнале.

Не радовал его подаренный на день рождения новенький магнитофон «Весна». Ком в горле застрял, когда мама, виновато улыбаясь, сказала:

– Вот, на папино пособие купила…

«Знаем мы это пособие», – думал Слава. А мать жалел, очень жалел. Готов был кому угодно глотку за нее перегрызть.

У него тогда две мечты имелось. Макарова убить. Он его так и называл про себя: «Макаров». А не отец. Какой он отец? Он выродок. Заделал матери ребенка – и в кусты, биржи, видишь ли, создает. Славка устроит ему такую биржу, что небо с овчинку покажется.

А вторая мечта – совсем простая. Встретить хорошую девушку. Что б на мать была похожа, такую же добродушную, широкую в кости. Встретить и взять в жены. И растить детишек, чтобы они никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не узнали, каково это – безотцовщина…

За Макаровым Славка приглядывал. Тогда, еще пацаном зеленым, в Москву поехал, адрес его выяснил. Да он все время на виду был. Какую газету ни открой – повсюду Сергей Макаров, вначале кооператор, потом бизнесмен, затем и олигархом величать начали.

«Ничего, пусть повыше заберется – падать больнее будет», – мрачно думал Слава.

Как-то он все же упустил тот момент, когда с ним разделаться можно было. Потом у него бабок, наверное, немерено стало. Без охраны он уже не ходил. Особняк себе отгрохал, за забором, хрен туда пролезешь, Славка пробовал – собаки чуть насмерть не загрызли.

Он уже и институт физкультуры закончить успел, на работу устроился – а Макаров все коптил белый свет. Но ему нравилось выжидать, нравилось просчитывать разные варианты, как его порешить. Правду говорят: месть – это блюдо, которое подается холодным.

Лет семь назад он все же решился. Пистолет купил. В Москве это не проблема, через пару дней все доставили в лучшем виде, только плати… Дела у Макарова тогда как раз в упадок пришли, охраны при нем больше не состояло, машинку он себе поскромнее завел.

«Пора», – решил Слава.

Он смотрел на него сквозь прицел и все думал: а вот никакого желания нет ему что-либо объяснять ни про мать, ни про себя. Чего на это время тратить. Собаке собачья смерть, быстрая и внезапная. В этом тоже был особый кайф. Макаров ему никогда ничего не объяснял. Вот и он не будет. Пальнет между глаз – и все одним махом закончится.

Его палец уже почти нажал на спусковой крючок, когда на него сверху обрушилась какая-то тяжесть. В глазах потемнело, пистолет выскользнул из рук.

– Кто? Кто тебе его заказал? Говори, если жить хочешь, – тряс его за ворот рубашки человек.

– Я сам его заказал, – прохрипел Слава. – Батяня это мой, так сказать. Кобель недоделанный…

…Перед ними пронесся указатель, возвещающий, что через пять километров пути они уже будут в городе N.

– Ладно, котенок, я тебе потом расскажу, чем вся эта петрушка закончилась, – сказал Вячеслав, нажимая на кнопку подачи стеклоомывателя. Как некстати он закончился. Удастся ли купить его среди ночи в городе N? – Это еще была, как говорится, присказка…

– Бедный ты мой, – вырвалось у Маши. По ее щекам то и дело скатывались слезинки.

– Я не бедный, Маша. У меня есть ты. И все у нас получится.

Маша поспешила его заверить:

– Конечно, милый. Все будет хорошо. Я уверена.

Она положила голову на плечо Вячеславу и закрыла глаза. Решено: она останется с ним до конца. Что бы ни случилось. Его уже так сильно предали в этой жизни, что новое предательство – это слишком жестоко. У него действительно имелась веская причина расправиться с Макаровым. А остальные люди?.. А Лика? Но ведь Слава же говорил, что она излишне любопытна. А любопытной Варваре, как водится, надо оторвать вездесущий носик…

Пелевин в рюкзаке оказался весьма кстати. Лика Вронская отъехала от родильного дома, свернула в располагавшийся по соседству парк, заглушила мотор и погрузилась в чтение.

«Замечательная книга, – подумала она, переворачивая последнюю страницу. – Только финал грустный. Но жизнь вообще штука невеселая. Моя в последнее время – уж точно».

Ей стало жаль себя, голодную, продрогшую, одну в этой ночи, накрывшую небольшой город N ватным одеялом тишины. Но стрелки на часах уже перебрались за полночь. Самое время отправиться в роддом и спуститься в подвал, воспользовавшись ключом, который ей украдкой всучила душевная Тамара Алексеевна.