Она обнимает Варю за плечи, тут же приседает и с умилением прикладывается ухом к животу. И только после этого переводит взгляд на меня.

Но хрен там был.

–Боже мой! – У мамы совершенно искренний восторг на лице. – Денис говорил, что ты художница, но я даже представить себе не могла... это что, мне?

Да, мама замечает не меня, а картину у меня в руках, которая и в машину влезать отказывалась, и в дверной проём прошла с трудом.

У Вари получился потрясающий розово-оранжевый закат на море. Даже удивительно, как она успела нарисовать это так быстро. Зато меня совершенно не удивляет, что картина сразу понравилась маме, просто с первого взгляда.

Как и сама Варя.

Я должен радоваться, но я просто успокаиваюсь и выдыхаю свободно. Хоть что-то идёт так, как я и планировал.

Хоть что-то идёт хорошо.

У родителей свой дом загородом. Удалённая от людей территория глубоко в лесу, старые высокие сосны и небольшое озеро в сотне метров. Милый заборчик из белого камня, небольшие клумбы с цветущими каждое лето цветами и мангал, который по словам мамы делает отца похожим на человека.

Не удивляюсь, когда родители ведут Варю именно туда. Отец поставил мангал, а мать давным-давно уговорила его построить вокруг тёплый домик. У них даже пол с подогревом, так что никто не волнуется о том, что в этот зимний снежный день мы можем просто замёрзнуть.

Но мама всё равно вручает Варе плед. А потом ещё один набрасывает на плечи, и следом за ним ещё один на колени.

–Мам, – зову с укором.

–Цыц, мужчина, – машет она на меня рукой, устраиваясь рядом с Варей на диванчике, – лучше иди и помоги отцу, дай девочкам посекретничать.

Варя прикрывает рот ладошкой и смущенно хихикает, но в целом не имеет ничего против маминой затеи.

Я отхожу от них почти с облегчением. После того утра в клинике я не могу отделаться от ощущения, что всё дерьмово. Не могу выкинуть из головы мысли о плохом. И не могу перестать представлять, как скажу Варе о том, что наши дети будут слепыми.

Слепыми.

Это просто какой-то бред. Они ещё даже не родились, но у них уже есть шанс заболеть чем-то жутким и неизлечимым.

А что потом делать нам? Что делать мне, если оба моих ребёнка, мои дочь и сын, родятся слепыми? Что мне делать с тем, что они никогда не увидят окружающий их мир?

Не увидят свою мать.

Не увидят меня.

Мне придется смотреть на них день за днём до конца своей жизни и понимать, что они никогда меня не увидят.

–Что с тобой происходит? – Отец бросает взгляд на мило воркующих женщин, поворачивается ко мне и поливает мясо вином из стакана.

–Не перебарщивай, Варе нельзя, не забыл? – Уточняю на всякий случай.

Отец меня как будто и не слышит.

–Я вопрос задал, – напоминает он, но наполовину полный стакан убирает в сторону.

Он отлично справляется с мясом, ему совершенно точно не нужно моё присутствие, как и мне не нужно изливать ему душу. Но, кажется, мне нужно рассказать о происходящем хоть кому-то, пока эта тайна не съела меня изнутри.

Я придвигаюсь ближе к отцу, бросаю взгляд на Варю и говорю ему быстро и максимально тихо:

–Существует вероятность, что наши близнецы родятся слепыми.

У отца дёргается рука, случайно цепляет стакан и тот с оглушительным звоном разбивается об пол. Разговор тут же стихает, Варя вскрикивает от неожиданности, а мама встревоженно спрашивает:

–Вы там целы?

–Сейчас уберу, – глухо произносит отец и вытягивает меня из домика.

На улице светло настолько, что глаза режет. Белое полотно повсюду, ещё и с неба начинают сыпать мелкие колючие хлопья.

Рядом чиркает зажигалка. Яркий огонёк танцует весело танцует, пожирает пару снежинок и гаснет от нехватки кислорода под крышкой, которую отец опускает на место. Он крутит тяжёлую квадратную железку между пальцев, снова зажигает огонёк и снова гасит его.

–Ты уверен? – Спрашивает в конце концов.

–Я с утра жду результаты этих чёртовых анализов, которые ответят мне наверняка, – я не успокаиваюсь, как надеялся, я только злюсь больше.

На эту грёбанную несправедливость, на эту чёртову слепоту, даже на себя за то, что так ни о чём и не сказал Варе. И на Варю я тоже злюсь, хоть и понимаю, что в этом нет ни её, ни моей вины.

Это просто ебучий случай.

Просто пиздатая случайность.

–И Варе ты, конечно же, ничего не сказал? – Риторический вопрос.

Отец всё-таки закуривает. Крепко затягивается и медленно выпускает дым уголком рта.

Я бы и сам сейчас с радостью закурил, это вроде реально отпускает. Вот только хрен это решит все мои проблемы.

–Когда ты ей расскажешь?

–Надеюсь, что никогда, – пинаю ботинком сугроб, который на самом деле лишь укрытый снегом камень.

Ноге больно, но кошки на душе скребут сильнее.

Отец поворачивается ко мне всем телом, смотрит с осуждением и переспрашивает:

–Хочешь сделать сюрприз на рождение детей?

Кривлюсь и всё-таки забираю у него пачку сигарет. Я не курил... сколько? Лет пятнадцать, наверно. По дурости с одноклассниками баловались за гаражами в тайне от учителей и предков, но меня это не штырило уже тогда.

Сейчас вспоминаю причину: горечь жуткая, и лёгкие жжёт.

Но мозг реально прочищает.

–Мне просто нужно дождаться звонка, – терпеливо объясняю я. – Если результаты отрицательные, на что я искренне надеюсь, то мне и говорить Варе ни о чём не придётся. Но если они всё же окажутся положительными, и наши дети действительно родятся слепыми...

Я намерено на договариваю, отец понятливо ничего не говорит.

Но тут за спиной раздаётся надломленный Варин голос:

–Что?

Я резко оборачиваюсь, матерю себя, на чём свет стоит, и практически с ужасом смотрю в её широко распахнутые от страха глаза.

Блять.

Мне немного не верится в то, что я сейчас слышу.

Знаю, что подслушивать нехорошо, я и не хотела прятаться, просто так получилось и...

–Что? – Повторяю я уже требовательнее.

Мне нужен ответ на этот самый простой вопрос, который единственным лезет мне в голову. Это же так просто, ответить всего на один вопрос.

Я ещё даже не спрашивала, какого хрена он тут устроил.

–Варь, – Егор примирительно вскидывает сразу обе ладони, словно я какое-то взбесившееся животное.

Почему-то я цепляюсь за сигарету в его руке, которая тут же летит в сугроб, стоит Минину проследить за моим взглядом.