За короткий срок Воробушкин изменился – повеселел, перестал чувствовать себя чужим и ненужным в этом городе, уже не слонялся без толку. Он снял сарайчик, оборудовал в нем мастерскую, завел голубей, удочки, переметы, сдружился со всей зареченской детворой.

В Заречье к нему скоро привыкли, считали шалым, немного свихнувшимся, но безобидным человеком и охотно несли к нему чинить различную домашнюю рухлядь.

Воробушкин бегал с мальчишками по улицам, гонял голубей, обучал мальчиков слесарному ремеслу, ловил с ними рыбу, учил грамоте и рассказывал длинные интересные истории.

Арестант встал и снова подошел к окну.

За окном – над тюрьмой, над рекой, над деревьями – голубело бездонное небо.

Вдруг он вытянул шею и начал всматриваться. Там, высоко над Заречьем, плыла в воздухе стайка птиц. Из окна тюрьмы они казались не больше бабочек.

Птицы кругами плавали в воздухе, круто забирали вверх, на мгновение замирали на месте и вдруг, сложив крылья, кубарем летели к земле.

– Турманы! Турманы!.. – шептал арестант. Он поднялся на носки и прильнул к окошку. – Наверно, это Воробушкин, – решил он. Улыбка впервые за несколько месяцев пошевелила губы арестанта.

А голуби всё кружились над Заречьем, появляясь и исчезая.

И каждый раз, когда казалось, что они больше не вернутся, они появлялись снова, и снова высоко поднимались вверх и, кружась и кувыркаясь, наслаждались редким солнечным днем.

Один – белый – выделялся особенно: он круто набирал высоту и почти исчезал из глаз, потом, наткнувшись на невидимое препятствие, замирал на месте, трепеща крыльями, и вдруг разом ронял их и, широко распустив белый хвост, вертясь через голову, камнем падал вниз. И только у самой земли, когда казалась уже неминуемой гибель, он расправлял крылья и снова летел вверх.

Другие голуби давно утомились и только плавно чертили круги в воздухе, а этот все еще кувыркался. Внезапно вся стая, словно запутавшись в паутине, заметалась из стороны в сторону, потом разом бросилась врассыпную.

Арестант увидел, что высоко над тем местом, где только что кружились голуби, появилась неподвижная точка.

Только белый турман, ничего не замечая, все еще крутился в воздухе. Но вот и он, метнувшись, ринулся вниз. И в то же мгновение неподвижная темная точка сорвалась с места, понеслась следом, начала расти и увеличиваться; догнав голубя, почти задела его и, очутившись под ним, превратилась в птицу.

Это большой, темный коршун, расправив крылья, перерезал белому турману путь.

Голубь, как слепой, заметался по сторонам, а вокруг него коршун величаво и плавно чертил спирали, преграждая путь жертве, пока не очутился над голубем, и снова ударил его сверху вниз, но промахнулся.

Коршун, матерый, опытный хищник, хорошо знал свое ремесло. Все лето и осень объедался коршун выводками уток, тетеревов и куропаток. Он разжирел, обленился. Теперь, когда выросли и улетели утки и куропатки, тетерева сделались пугливы и осторожны, голод выгнал его из леса и заставил искать пищу в черте города.

Еще несколько раз бросался хищник на жертву, но молодой, легкий турман каждый раз ускользал от его когтей.

Тогда коршун изменил тактику.

Он спустился ниже, отрезал голубю путь к земле и погнал за город, туда, где нельзя спрятаться под крышу. На открытом месте ему будет нетрудно расправиться с усталым, обессилевшим голубем.

Уцепившись за железную раму, арестант почти повис на руках и не отрываясь следил за погоней.

Белый турман больше не пытался вернуться в голубятню. Он давно потерял направление и теперь, напрягая последние силы, летел, стараясь уйти от смерти.

А ниже его, как большая темная тень, ни на шаг не отставая, бесшумно скользил хищник.

Еще два десятка взмахов крыльев, и останутся позади последние домишки Заречья.

Впереди сырой, болотистый пустырь, усеянный редкими кочками.

Коршун уже приготовился к взлету, когда голубь заметил два огромных здания по ту сторону реки и, круто изменив направление, свернул к ним. В ту же минуту повернул и коршун.

Хищник догнал его на середине реки и, прицелившись, ринулся на голубя сверху вниз быстрее камня. Две птицы – белая и темная – сцепились в клубок. Арестант закрыл глаза, а через секунду увидал, как, отряхиваясь на лету, поднялся и полетел прочь от реки темный, мокрый хищник.

Голубь исчез, только течение уносило вниз по реке белые перья.

На этот раз коршун не промахнулся. Когти одной лапы впились в мясо, другая обхватила длинный и широкий хвост турмана.

Отяжелевший, он не сумел сразу расправить крылья и, потеряв равновесие, полетел вниз, не выпуская добычи. Но на метр от воды дрогнули и ослабели когти. Голубь рванулся, выскользнул из когтей, судорожно сжатые лапы хищника разжались совсем, только окунувшись в холодную воду. Два десятка белых перьев – весь роскошный хвост турмана – поплыли по реке.

Бесхвостый, куцый голубь наткнулся на маленький домик, упал на крышу и скрылся в слуховом окне.

Он забился в самый дальний угол чердака, спрятался за грудой хлама и прилег на песок. С закрытыми глазами, как в обмороке, он пролежал, не шевелясь, до вечера.

Вечером на чердак пришли люди: худая, костлявая женщина и рыженькая, веснушчатая девочка. Они принесли большую корзину мокрого белья и развешивали его на веревках.

Голубь приподнялся, открыл круглые, как горошинки, черные глаза, испуганно завертел головой и бесшумно забился в глубь разбитого ящика.

Там он просидел ночь и почти весь следующий день. Только во второй половине дня голод выгнал его из убежища.

Жалкий, взъерошенный, со следами крови на перьях, он вылез на свет. Ковыляя по чердаку, он пытался отыскать между опилками и мусором корм.

На другой день, когда рыжеволосая девочка снова открыла дверь чердака, с пола вспорхнул и сел на перекладину белый бесхвостый голубь. Девочка бросила на пол пустую корзину, забыв все на свете, замерла, боясь шелохнуться, и зашептала:

– Гуля… гуля…

Голубь нахохлившись сидел на перекладине и не шевелился.

Девочка осторожно придвинулась ближе и протянула руку.

Турман шарахнулся и выскочил через окно на крышу. Очутившись под открытым небом, он задрожал и начал осматриваться по сторонам.

Но небо было пустынно, только холодный, северный ветер гнал тяжелые, горбатые тучи, да от тюрьмы, не обращая внимания на бесхвостого белого турмана, в одиночку и стаями летели дикие голуби.

Белый турман родился этим летом и знал только свою голубятню и стаю.

Прежде он не раз видел этих не похожих на него сизых голубей, но обращал на них так же мало внимания, как на галок, скворцов, воробьев и других безобидных птиц.