что поддержка ей не нужна. Она знает, что делать, и справляется сама.

Теперь Олеся снова вставала в половину шестого, как раньше, когда нужно было покормить завтраком и собрать в школу и на службу всю семью.

Протирая суп через сито, она вспоминала те времена, когда готовила не для умирающего в реанимации человека, а для здорового мужчины и двух счастливых детей. Как варила манную кашу в двух разных кастрюльках, в одну из которых добавляла какао, а потом выкладывала на тарелки попеременно то из одной то из другой, чтобы получались концентрические круги. Дети обожали эту кашу и называли зеброй.

Олеся улыбалась, потому что этих воспоминаний у нее никто отнять не мог.

После работы она шла домой и садилась за учебники. Наука давалась нелегко, но, пролистав программу, Олеся поняла, что штурмовать вершины знаний придется не от самого подножья. Она, конечно, не помнила сам предмет, но помнила, что когда-то его учила, а это уже кое-что.

Занятия так увлекали, что она забывала о том, что муж лежит в реанимации и борется со смертью. Правда, ее быстро возвращала к реальности Вика, которая звонила каждый день и так напористо плакала, что Саше не становится лучше, будто Олеся была в этом виновата.

Приехав в субботу утром, она сразу поймала возле дверей уже знакомую нянечку. Женщина показалась ей доброй и отзывчивой, поэтому Олеся спросила, нельзя ли хоть на секундочку повидать мужа.

– Да он все равно в коме, – отмахнулась нянечка, – но если хотите, пойдемте, поможете перестелить.

Олеся кивнула, и ее провели в узкий тесный коридорчик, где дали накинуть белый халат с завязками вместо пуговиц и желтыми пятнами по подолу, о происхождении которых она старалась не думать.

Войдя в палату, Олеся огляделась и не узнала мужа среди неподвижно лежащих людей с трубками во рту.

– Перестилайте давайте, и я уже капать буду, – сказала медсестра, с грохотом провозя мимо тележку с пузатыми аптечными бутылками.

– Ну давай, – нянечка точным движением стянула с койки одеяло, и Олеся увидела тело своего мужа, единственного мужчины, с которым была близка.

– Да, сейчас, – сказала она хрипло, – что делать?

– Сил в тебе, конечно, что в воробье, – засмеялась санитарка, – ну держи хоть, пока я простыню подберу.

Олеся послушно взяла мужа за плечо и бедро. Тело было не то чтоб неживое, а какое-то резиновое.

Неужели это тот юноша, с которым она, замирая от страха и любви, легла в постель первый раз, и ложилась двадцать пять лет, не замечая, как тело его тяжелеет, грудь зарастает жесткой шерстью, руки покрываются сетью вен… И все эти годы она думала, что в темноте спальни для него тоже остается юной девушкой, испуганной, но решительно доверившей ему себя.

Она понимала, что время безжалостно, знала, что оба они стареют, но почему-то ей казалось, что те юноша с девушкой и любовь, соединившая их, не исчезли бесследно, не растворились в прошлом, а продолжают жить внутри их объятий и останутся вместе с ними, пока они живы.

Объятия разомкнулись, и все исчезло. Погас свет юной любви, и осталось только тело, тяжелое и беспомощное, не способное даже самостоятельно дышать, и не чувствующее ее прикосновений.

– Теперь на другой бок перекати, – сказала нянечка.

Олеся послушалась, и рука Саши, оказавшаяся сверху, упала, как плеть.

– Аккуратнее!

– Да-да, извините.

– Ну всё. Пододеяльник-то сумеешь заправить?

Заверив, что постарается, Олеся суетливо стала засовывать в сероватый ситцевый мешок с такими же подозрительными пятнами, как у нее на халате, холодное байковое одеяло.

Подошел врач, высокий бородатый мужчина лет сорока.

– Не пугайтесь, – сказал он мягко, – через пару деньков экстубируем вашего мужа и побреем. Есть такая верная примета, что когда мужчина чисто выбрит, то он быстрее начинает поправляться.

– Да? – Олеся только сейчас заметила, что щеки Саши покрыты неопрятной щетиной с сильной проседью, – вы думаете, он поправится?

Врач пожал плечами:

– Сложный вопрос. Выживет – да, а насчет всего остального не могу ручаться.

– Понимаю…

– Вижу, вы женщина сильная, – врач повел ее к выходу, аккуратно взяв за локоть, – поэтому не стану морочить вам голову напрасными надеждами, а скажу прямо. Точных прогнозов мы никогда не даем, и чудеса в нашей работе случаются, но вы готовьтесь к тому, что ваш муж останется глубоким инвалидом.

В глубине души Олеся и так это знала, но все же, впервые произнесенные вслух, слова врача так потрясли ее, что она забыла снять халат, так и прошла в нем до самого гардероба.

Хорошо, что гардеробщица оказалась любезной бабулей, обещала передать казенное имущество, потому что до начала первого урока оставалось всего сорок минут, и возвращаться было уже нельзя.

По дороге Олеся, мысленно подгоняя будто назло еле плетущийся трамвай, недоумевала, с каких это пор она сделалась сильной женщиной. Всегда была в лучшем случае глупышкой не от мира сего, и вдруг такое. Ничто не предвещало… Или каждая женщина становится сильной, когда в ее душе умирает любовь?

Она неслась от остановки, несмотря на гололед, и успела за три минуты до звонка, но завуч, бросив неодобрительный взгляд на ее раскрасневшееся лицо и выбившиеся из гладкой прически пряди, приказала ей зайти на большой перемене.

«Была б спина, будет и вина» – Олеся не сказала этого вслух, но очень громко подумала, и побежала в актовый зал учить третьеклассников основам кадрили.

Она полагала, что распекать за попытку опоздания ее будут в учительской, при всем честном народе, но завуч неожиданно пригласила ее в свой крохотный кабинетик, в котором сама бывала от случая к случаю.

– Олеся Михайловна, – начала она торжественным тоном, – как вы смотрите на то, чтобы взять на себя новую педнагрузку?

– Положительно, в принципе, – спокойно ответила Олеся, и сама удивилась звучанию своего голоса. – А вы в старших классах хотите ритмику ввести?

– Да господи, как вам такое только в голову пришло! – завуч расхохоталась. – Еще танцам обучать этих коней, благодарю покорно.

– Тогда на продленке открыть секцию хореографии?

– Идея хорошая, но нет. Я предлагаю вам принципиально новое поле деятельности. ЭПСЖ.

– Что, простите? – Олеся напряглась, пытаясь осмыслить незнакомую аббревиатуру.

– ЭПСЖ. Этика и психология семейной жизни. Новый предмет в старших классах.

– Но я не знаю…

– Никто не знает, – отрезала Зоя Семеновна, – однако требуют. А вы, Олеся Михайловна, на мой взгляд, идеальный кандидат. Вы ладите с детьми, они вам доверяют, значит, говорить на разные деликатные темы вам будет легче, чем многим другим.

– Вы мне льстите, – поспешно вставила Олеся.

– Констатирую факт. А самое важное, что у вас самая низкая педнагрузка во всем коллективе, а это плохо. На вас косо смотрят, завидуют, ну и