Иша опять зашептала что-то Садхиру, смотря на нас. Девушка улыбалась. Не насмешливо. Будто довольно.

– Ты только Поллаву не говори! – грустно попросил Мохан, заглядывая мне в глаза. – Не говори, что я этот барабан ненавижу! Я как посмотрю, так вспоминаю то время, те два первых страшных года, когда мы были нищими и часто голодали. Тогда было особенно больно видеть чьи-то большие семьи. Это потом мы привыкли, что мы теперь одни, – сердито головой мотнул. – Нет, что мы остались друг у друга. Всё-таки, мы остались вместе.

– Понимаю, – осторожно сжала его руку. – Не бойся, я не скажу, что ты мне рассказал.

– Спасибо, – смущённо улыбнулся мне юноша.

Мы ещё несколько мгновений смотрели в глаза друг другу, потом он проворчал:

– Но хватит уже меня трогать! Они же всё видят.

Руки поспешно убрала. Мой жених, чуть помолчав, добавил:

– Но так-то… ты меня трогай. Когда другие не видят. Мне нравится прикосновение твоих рук. Они у тебя какие-то другие. Кожа нежнее, чем моя…

Смущённо потупилась. Но различила смех сестры с той стороны реки.

– Надумают про нас! – проворчал Мохан.

– Пусть думают.

– Думаешь?..

– Да всё равно они надумают.

Мы быстро взглянули друг на друга и вдруг рассмеялись.

И я, правда, почти сразу отвернулась от него к сестре. Та, смотря на меня, что-то говорила Садхиру, уже серьёзно. Вот если бы Садхир решился заботиться о моей сестре, я бы больше не волновалась ни о чём! Да и… мы бы тогда ушли с музыкантами вместе с ней. О, как хорошо бы это было!

– В общем, в то тяжёлое время мы нашли умирающего старика. Почтенного Манджу. И Садхир остановился тогда рядом. Отдал ему всю еду, что была у него самого. И потратил две своих монеты, что заработал с трудом, чтобы найти врача и купить страдающему еды, – бинкар вздохнул. – Поллав тогда еды не отдал, спрятанной для него и для меня. Поллав мою долю при себе держал, чтобы я сразу всё не съел.

А мог, наверное, сразу съесть. По крайней мере, меня это не удивило, что старший брат еду прятал от младшего, на всякий случай.

– В общем, почтенный Манджу выжил. Мы в тот месяц дальше не пошли. Только в ближайшей деревне выступали. Садхир заботился о нём так, будто он был его отцом, – Мохан взглядом на отшельника указал и на его жену. – Но теперь, спустя года, они снова встретились. Кажется, Манджу не любил Ишу. Но поняв, что о ней заботится Садхир, которого он узнал, он и сам стал заботиться о ней, – и радостно улыбнулся. – Представь только! Почтенный отшельник сказал, что готов сам заботиться об Ише и найти ей хорошего жениха. Будто она – его самого младшая дочь. Потому что Садхир когда-то бережно выходил его будто своего отца.

Потрясённо застыла.

Значит… значит, не случайность помогла Ише! Значит, её спасение и забота о ней – это заслуга Садхира, плод его добродетели и смелости! Может… может, сама бы она не выжила в реке. Да, скорее бы не выжила. Она даже плавать не умела сама. Да ещё и в опасном месте. Или бы Манджу отказался тогда помогать ей, вытащенной из воды и ослабевшей. И после, когда она уже очнулась. Но… но из благодарности Садхиру старый отшельник всё же ей помог. И вот ведь… помня, что Яш совсем нас не любит, захотел сам позаботиться о моей сестре! И это всё Садхир! Это всё благодаря ему!

Слёзы потекли по моим щекам.

– Не плачь! – грустно попросил Мохан. – Я понимаю, что тебе страшно расставаться с ней. Но ведь лучше, если о ней будет заботиться Манджу, благодарный моему брату, а не корыстный Яш, которому на вас наплевать? И, я уверен, если Манджу пообещал найти ей приличного жениха – он исполнит. Да и… он ведь несколько десятилетий уже ходит по разным землям, из храма в храм. Он, наверное, людей много перевидал. О многих слышал. И кого-то достойного для Иши найдёт.

Сжав запястье доброго юноши, сказала дрожащим голосом:

– Я плачу не из-за разлуки с ней, Мохан. Я верю, что для почтенного Манджу святы его обещания. Я… я просто плачу от счастья. Что мою сестру спасли. Что её защитили. Вот, даже этот Ванада… – руку поднесла к щеке, дрожащую, смахивая ручеёк слёз. – Он, выходит, совсем не хотел её убивать. И даже Сиб… тоже помог…

А слёзы всё текли и текли. Всё не кончались.

– Знаешь, я… я чувствую себя такой счастливой!

– Я рад это слышать, – улыбнулся Мохан.

И, похоже, он это чувствовал по-настоящему. И сказал искренно.

Робко улыбнулась ему.

В тот день и в тот час я и решилась. Не потому, что Яшу и Поллаву особенно было нужно моё мнение. А просто потому, что я так захотела. Захотела уйти с тремя бродячими музыкантами. И всю жизнь заботиться о Садхире, спасшем мою сестру, самое драгоценное, что у меня осталось в этом мире.

Мохан стоял, смотрел только на меня сейчас и широко улыбался.

Но… но, пожалуй, я и о нём хочу заботиться. Он всё-таки добрый. Хотя я не сразу это поняла. Но он тоже хороший. Даже если мне сложно будет быть женой им троим, одинаково заботиться о них. Я всё же постараюсь.

Снова посмотрела на Ишу, погрустневшую, взиравшую на меня с далёкого берега. Я не могу добраться до неё сейчас – и от этого сердцу моему больно. Эта река, эта жизнь разделила нас, оставив по разным сторонам, далёких, но тянущихся друг к другу.

– Вы ещё можете подумать, – добавил жених, стоявший рядом. – Хотите ли вы, чтоб Манджу помогал Ише найти мужа, или она вернётся к Яшу? Пусть она подумает. И ты тоже. Нам с Садхиром важно ваше решение.

Я повернулась к нему, сложив руки на уровне шеи. Слёзы снова потекли из глаз, размывая смущённое лицо жениха. Почтительно склонила голову. И произнесла:

– Намастэ, – радуясь, что голос мой он мог слышать.

Потом повернулась и почтительно сложила ладони на уровне головы, приветствуя благородного отшельника. Голову склонила благодарно. И всё-таки сказала: даже если не услышит, то движение моих губ различить может:

– Намастэ!

И, потом уже, так же поблагодарила Садхира.

Они не слышали мой голос отсюда. Но они видели мои соединённые ладони и мой поклон. Разве они могли не понять? Я знаю, что сила жизни и божественное во всём, во мне и в них. И, когда мои ладони встречаются друг с другом, я приветствую божественность в людях, с которыми я встретилась. Поклон головы – моё признание благодарности и уважения к ним.

После взгляд перевела на грустно замершую сестру, по чьим щекам тоже потекли слёзы, когда она смотрела на меня. Мы с нею сложили ладони у груди и головы склонили. Наше намастэ, что мы сказали, мы слышали сердцем. Мы обещали друг другу дружбу и любовь, где бы ни оказались.

Я буду молиться о её счастье. Даже если мы с братьями-музыкантами уйдём совсем далеко – и больше не свидимся с Ишой. Даже если Манджу найдёт ей мужа где-то далеко – и мы совсем уж далеко друг от друга окажемся. Но я всё-таки верю Манджу. И где-то моя сестра будет жива. Это ли не счастье?